Сергей Марьяшин - Роботы божьи

― Зачем нужно было так упорствовать?

― Ну как же иначе? Я работаю в государственной организации. В наше время нельзя строить карьеру без чипа. А карьеру я сделал неплохую, сами видите. Долгие годы службы привели меня на самую вершину. Ныне я глава Философского общества.

― Вы не явились ко мне сами. Почему мне пришлось наводить справки и вызывать вас?

― Ждал, чем закончится кризис с Китаем.

― Вы же сказали, он вас не интересует...

― Верно. Но я не был уверен, что вы сохраните свой пост.

Президент гневно уставилась на невозмутимого Добродеева. Тот любезно улыбнулся ей в ответ.

― Что вы себе позволяете?! ― возмутилась она.

― Я отношусь к вам с глубоким уважением. Но если бы вы лишились поста, ― что, согласитесь, было вполне вероятным, ― к чему вам тогда все это знать? Многие знания ― многие печали.

Домбровская яростно сверкнула глазами в сторону своего андроида, требуя снова налить. Тот вопросительно посмотрел на академика.

― Ирина Владимировна, ― проникновенно сказал Добродеев. ― Я убедительно прошу вас не злоупотреблять алкоголем и другими... средствами забвения. Они все равно не помогут, но вполне могут погубить. Вы хорошо держитесь, вам не нужна водка.

― Это не ваше дело! ― отрезала она.

― Я желаю вам только добра. Видите ли, у меня есть печальный опыт. Я воочию наблюдал саморазрушение и деградацию трех президентов, ― одного за другим, ― после того, как они узнали правду. Я не хочу, чтобы это произошло с вами.

Домбровская склонила голову вбок, с интересом глядя на академика. Она уже была пьяна.

― Что, и Васильева?

Добродеев со вздохом кивнул.

― Помните, как ваш друггл первый раз неожиданно победил в дебатах друггла Васильева? Это стало возможным потому, что президент Васильев пребывал в сильнейшей депрессии после ознакомления с нашей информацией. Как мы все помним, он вдруг запил и стремительно сдал, морально и умственно, что в итоге позволило вам одержать победу на выборах. Я его не осуждаю. Он оказался слаб. Когда человек узнает о Хозяевах, его охватывает страх и паралич воли. Это обычная реакция любого, в том числе руководителя государства.

― Когда о них стало известно впервые?

― Думаю, люди подозревали всегда. Если говорить о документальных свидетельствах, то они перед вами, ― сказал Добродеев, указав на лежащую перед президентом темно-коричневую папку.

Папка была сделана из темно-коричневой кожи. Сильные потертости выдавали ее почтенный возраст. На обложке с трудом угадывалась выцветшая тисненая надпись старинной кириллицей "Совершенно секретно" и чуть ниже другая, большими буквами: "ЦК КПСС".

Президент уставилась на папку.

― Материалы в эту папку начали собирать в семидесятых годах двадцатого века. Тогда этим занималась госбезопасность. Впервые информацию представили на суд руководства, когда страну возглавлял Леонид Брежнев. Полагаю, вы о нем слышали.

Домбровская неуверенно кивнула.

― Он стал ее первой жертвой. Ознакомившись с содержимым папки, успешный руководитель внезапно сдал здоровьем. Общественность полагала, что его сгубили седативные средства, коими он без меры вдруг начал злоупотреблять. В принципе, так и было, только никто не знал, зачем они ему вдруг понадобились. Вскоре он умер. Его преемники также не отличались долголетием. Они угасли один за другим, необъяснимо и страшно. В начале следующего века тогдашний руководитель проекта взял на себя огромную ответственность: он не стал информировать нового президента Путина. Тем самым он, возможно, спас ему жизнь. Как мы знаем из истории, Путин отличался завидным здоровьем и правил очень долго. Может быть, гораздо дольше, чем следовало. Когда органы госбезопасности полностью разложились, проект попал в ведение академии наук. Сначала им руководил президент РАН, но после его самоубийства круг посвященных, и без того маленький, сузили. Папка оказалась в Философском отделении академии. Видимо, логика была такой: если с этим не справятся философы, то не справится уже никто.

Академик сдержанно улыбнулся.

― Мы держались стойко, несмотря на потери. Решение возобновить информирование руководства страны о нашей деятельности принял мой предшественник. Оно стоило стране еще одного скоропостижно ушедшего президента. Когда последний председатель Философского отделения повесился и меня назначили на его пост, я долго раздумывал, как поступить дальше. Мы-то люди конченые: знание о Хозяевах необратимо. Это невозможно забыть. Но президент несет ответственность за жизни миллионов. Я не был уверен, следует ли взваливать на него еще и это. Такая ноша может раздавить любого.