Евгений Сапожинский - Дурацкое пространство

Тупое хомячье никак не может взять в толк, что это гибель. Это надругательство не над языком, нет. Не над культурой.

Над человеком.

Нельзя сказать, что нас расселили. Мы сами как-то расфокусировались. И в этом есть какое-то благо. Для гипотетического жителя города с восьмисоттысячным населением (а говорят, были города на полтора миллиона, но я в эту херню не верю, как и в зеленых человечков) — нет, ты дышишь ветром, ты, сумасшедший, ты, глотнувший холодного сырого воздуха на той самой станции в ноябре — ты, пытавшийся любить.

* * *

Она тихо булькала, вода. Из-за идиотской густой дымки я не видел противоположного берега. На кой черт придумали эту улицу, по которой течет. На кой придумали все.

Я опустил ногу в струю, которая мягко и ласково обволакивала. Нет, лгал себе. Она была холодная и враждебная. Приподняв задницу рывком, мне удалось бы, наверно, осторожно касаясь подошвами сандалий, проковылять на ту сторону; но нет, дело было не в том; камни склизские. Не нравилось идти вслепую. Я хотел двигаться хотя бы как-то, на сигнал в тумане, свет в окне, что ли. Желтая лампа в убогой хибаре, где меня ждут.

Помедлив, погрузил и другую ногу. У меня всегда были неплохие отношения с ними. Левая куда чувствительнее правой — что в горячую воду ее опускай, что в холодную. А-а. С трудом сдерживаю себя, чтоб не завизжать от щекотки.

Мне нравилось наблюдать за тем, как псевдокожаные изделия распускаются в чистой холодной воде, словно лук в кастрюле, сваренный по рецепту Горшечкина. Еще немного — и они растворятся.

Сдуру дав старт, я слегка завис. 0, 07g, не более и не менее. Почти невесомость. Оттолкнулся от валуна и полетел вверх. Не тут-то было — антигравитационные приколы, как я уже говорил, не распространялись выше нескольких метров.

Пошел дождь.

Хотелось поджать ноги. Ничего глупее я не мог придумать.

Тяжесть капель в конечном итоге меня мягко приземлила. Сандалии казались рыбами; они не были обувью, сии уже не принадлежали мне: начиналась у них какая-то странная, непонятная жизнь, независимая от меня никак; я вспомнил о чеке, выданном мне продавцом на рынке и попытался подняться еще раз.

Нет. Иллюзия не воплотилась. Бахнул колокол. Порыв ветра смахнул кусок тумана и на мгновение мне приоткрылось то, о чем я мечтал: светящиеся окна. Увы, не те.

Побрел. Суки, скользкие какие. Как-то все было не так. Следовало, видимо, выбросить их куда подальше, эти сандалеты. Я странным образом балансировал на круглых валунах, матерясь сквозь зубы. Дойдя до середины, оглянулся. Холодная вода растворяла ремешки, она их ела, наподобие кислоты. Психоделическое зрелище: нет ни того берега, ни другого. Все в этом долбаном мареве. Что говорить о будке, если даже окна домов что по эту сторону, что по ту не видны.

Чуть не упал (на камнях наросла какая-то плесень, а, впрочем, фантазии), кое-как дотащился до берега. Колокол дал по мозгам еще раз. Шаркая почти оторванными подошвами, как-то добрался до квартиры. Диван.

* * *

Утро было тоскливым. Опять выходной, опять воскресенье. Туман загустил, он явно не собирался сделать перерыв на обед; что было вчера, то же самое было и сегодня, хотел я этого или нет. Стекла окон были на редкость тупо-матовыми, вот очередной повод их не мыть. Хотя пол чист, и в духовке не так уж грязно.

С момента пробуждения меня клинила мысленка: надо бы пойти в дом Маргариты; может быть, она, нагулявшись в своих сраных параллельных мирах, уже и вернулась. Нет, бесполезно. А сколько не оттягивай решение — все равно ведь придется войти в пустую квартиру, глуховато брякнув ключами (не забыть бы подкинуть какой-либо тухловатой рыбешки лестничной кисуле), поозираться, нагло просмотреть ленту телеграфа, усесться и ждать. Когда-нибудь она появится. Проспать бы сутки, лучше двое, но это нереально. Маргарита, ведь ты когда-нибудь придешь.

Сколько я ни оттягивал поход, путешествие все-таки пришлось совершить. Я, как обычно, обогнул старый дом, который так и не удосужились отреставрировать: следы ББ — бактериологических бомб, этих въедливых зараз, которые семьдесят лет назад жрали буквально все: металл, камень, пластмассу, дерево, да и человечинкой не брезговали — собственно для того они и были придуманы — оставили на фасаде следы; завернул за угол, поборолся немного с искушением заглянуть в заведение, где пиво не всегда было жидким; дальше. Прошел, благо было немного. Вот и подъезд. С консьержкой мы уже друзья. Как-то пошло она себя ведет: накидывает зачем-то свитер, который я оставил, забыв, у Маргариты. Доброму вору все впору. Киска мяучит. А Маргариты нет.