Владимир Кожевников - Забытый. Литва

И вдруг — этого не ожидал никто, — большой отряд всадников (сотни две!) вывернулся из улицы и подскакал к воротам острога. Всадники спешивались и, бросая коней, мчались в ворота.

Бобер замер, недоумевая, но только на мгновение:

— Вингольд!!! — не своим голосом вдруг взревел он. — Вперед!!! Вперед, черт твой батька!!! Вперед!!! Сволочи!!! Трусы!!! Сучье племя!!!

Поляки обвели его вокруг пальца. Вингольдова сотня бросилась вперед, за ней Михайлова. Митя дернулся тоже, но монахова рука накрыла его руку, натянула повод:

— Не суетись, князь. Не успеем...

Они все-таки тронулись вслед за Бобром рысью. Полк сел на коней, выехал из леса.

Когда подъехали к крепости, все стало ясно. Мостик пылал ярко и весело, был он узкий и длинный, саженей шесть. У моста лежали четверо зарубленных поляков, то ли те, кто зажигал мост, то ли просто не успевшие. С башни порхали стрелы и неслась оскорбительная ругань, а воины Вингольда, получив по две-три стрелы в щит, отскочили на безопасное расстояние. С десяток раненых держались кто за бок, кто за руку, ржали задетые лошади. Убитых, правда, не было.

Бобер, выехав вперед и не обращая внимания на стрелы, поднимал кулаки и орал что-то что было сил по-польски, он был вне себя. Митя никогда не видел его в таком неистовстве.

— Отче, о чем он кричит?

— Тебе это знать еще рано.

— Да что он разошелся-то?

— Никогда еще его так дешево не покупали, вот и разошелся. Эй, воевода! Хватит глотку драть! Все равно ничего не наорешь, стрел остерегись! Теперь их оттуда крюками не вытащишь.

Бобер наконец умолкает, подъезжает к монаху:

— Вот так, отче! И не думаешь и не гадаешь, что с такими трусами дело иметь придется.

— Ладно, трусы... Не вали с больной на здоровую. Объехали они нас, так и скажи, теперь думать надо, как их выкуривать, а не кулаками махать.

— Объехали... — соглашается Бобер, ему стыдно за свой порыв, он трясет головой, поворачивается в седле, превращаясь в прежнего Бобра, и бросает взгляд на городок. Там полыхает во всех концах.

— Опять мы без добычи, — ворчит монах, — и отсюда теперь не уйдешь...

— Тьфу. — Бобер нехорошо ругается, потом машет рукой. — Вингольд! Михаил! Потрясите городок с этой стороны, пока Любарт не все успел, запаситесь, чтобы на ночь на весь полк хватило. Нам теперь тут не одну ночь загорать, видно... Остальные — спешиться. Коней к лесу. Лучников к стене. Паклю давайте! Попробуем с ними в пожар поиграть.

Любарт подъехал через час. Мрачнее тучи — ему уже доложили.

— Ну что, хитрец, опять себя перехитрил? На каждую хитрую задницу есть х... с винтом. Знаешь?

— Да, но на каждый с винтом находится передница с лабиринтом, — глубокомысленно возражает монах.

— Ладно, умники! Что делать-то будем?

— Надо теперь от воды пробовать.

— Придется... — Любарт терзает ус. — Ты здесь постреляй поактивней, не давай им продыху, а я с реки... — и вдруг трахает кулаком по колену — Черт! Олгерд с Кейстутом ждут, а тут!.. И ведь не уйдешь! Такую ораву в тылу оставлять...

— А может ничего? Пойдешь? — размышляет Бобер. — Я их блокирую, а ты дальше.

— А сколько их там, ты знаешь?

— Да на таком пятачке...

— На таком пятачке полторы тысячи запросто десять дней продержатся. А если по соседству еще кто объявится? не так уж нас много, чтоб силы дробить. Да и главное их войско далеко ли ушло? А вдруг я завтра на них наткнусь? Что без тебя буду делать? А уж ты без меня тем более. Ладно. Давай попробуем как-нибудь выкурить, пара дней у нас есть...

Часа три полковники не могли навести порядок — воины грабили польские припасы, и не только... далеко был слышен визг свиней, кудахтанье, крики насилуемых баб, шум тут и там возникавших драк.

Ближе к вечеру, войско все наконец подтянулось к острогу. Любарт собрал всех восьмерых воевод советоваться.

Самый горячий из них, Лугвений, почти перебил князя:

— Чего там советоваться?! Там вон с обеих сторон, где ров с ручьем и рекой сходится, поставить лучников, и пусть шпарят их, не дают высунуться, пока мы туда, на остров под стену не переправимся. А переправимся — сразу на частокол, я знаю, где там полегче, сам и пойду.

Остальные молчали. Любарт покосился на Бобра. Тот пожал плечами:

— Не здорово, но больше ничего не придумаешь...

— Да почему не здорово-то?

— А потому! Отойдут из-под наших стрел и начнут тебя своими стрелами сечь и из-за частокола, и со стены. На чистом месте!

— Зато когда переправимся, через забор перелезем тоже на чистом месте!