Владимир Кожевников - Забытый. Литва

В общем, Дмитрию совет тоже не понравился. Никто из воевод, даже Константин, больше всего уважаемый отцом, даже князья, Кейстут с Патрикием, своих соображений насчет битвы не высказывали. Говорил Олгерд, словно диктовал приказ. Лишь когда он объяснил Кейстуту, как ему располагаться для удара, тот заспорил, желая выдвинуть вперед как можно больше своих. Олгерд неожиданно усмехнулся и согласился. А совет попрятал улыбки — все знали ненависть Кейстута к Ордену, его желание своими руками рвать немцев в клочья.

Эта перестановка повлекла за собой некоторые другие, и Дмитрий решился подать голос:

— Великий князь, мне бы на фланге где-нибудь встать...

— Зачем?

— У меня стрелки сильные... и маневренные...

— Ну и что? — Олгерд досадливо дернул щекой.

— Могли бы крепко им какой-нибудь фланг пощипать.

— Сколько их у тебя?

— Больше сотни.

По сидящим пробежал смешок. Дмитрий вспыхнул. Олгерд снисходительно улыбнулся:

— Не густо... Встанешь за пехотой Кестутиса. Конницей охранишь ей фланги. А стрелки твои... коли они так сильны, пусть сзади его пешцев поддержат, помогут... как могут...

Опять прошелестел смешок. Дмитрий умолк и уже до конца совета не раскрывал рта, оскорбленный.

Олгерду было все ясно. Вот противник, вот поле. Надо встать и ударить. Лоб в лоб. Противник силен, но мы не слабее. К тому же нас больше. Позиция никаких опасений не внушала. Войска разделяла лощинка, на которой все хорошо просматривается отсюда, с этого склона, и командовать, держать ситуацию под контролем будет легко.

Насчет охвата превосходящими силами присутствовала маленькая неясность. Дело в том, что левый фланг рыцарей упирался в небольшую пустошь, густо забитую осиновой мелочью и кустарником, а правый оказался на некотором возвышении, атаковать которое было неудобно. Но тут все должен был решить первый фронтальный удар. Олгерд был уверен, что ему первому бить не придется, что первыми ударят рыцари. Надо выдержать этот первый удар, а потом начать теснить их, обхода понемногу слева. И тогда все придет к ожидаемому логическому концу.

Вернувшись с совета, Дмитрий молча уселся у костра. Засуетился повар Славка:

— Князь, отведай супчику.

— Давай... — Дмитрий черпал из миски, жевал, не понимая вкуса, смотрел, не отрываясь, не мигая, на огонь, как будто что там видел. Монах появился из темноты, плюхнулся рядом, засопел, закряхтел:

— Ну-ка, Славка, плесни и мне половничек.

— На здоровье, отче! — Вячеслав знает, каков должен быть «половничек» монаха, наливает, подает. Монах хлебает, тоже смотрит в огонь, тоже молчит.

Бобер, распоряжаясь с сотниками, все оглядывался на своих надувшихся «стратегов», ломал голову, как подправить им настроение, потому что в таком состоянии духа в бой идти было просто нельзя. Он-то не впервые столкнулся с Олгердом, потому не удивился, не озлился и не расстроился. Но об одном жалел: почему не подготовил внука к такому обороту, не рассказал заранее, что будет и как. Надо было поправить.

Бобер подсел к костру:

— Вячеслав! Нацеди-ка нам ковшик на троих.

— Вмиг, воевода! — Вячеслав хоть и с изумленным лицом, но кинулся исполнять.

— Чего размолчались, как сычи? А? «Стратеги»! Не по Плутархосу, что ли, воюем?

— Не по Плутарюсу, — вздохнул Дмитрий.

— Что так?

— Чего он меня как сопляка последнего обосрал?!!

— Не расстраивайся. Не ты первый, не ты последний.

— Что я ему — мальчишка?!

— Нет — старик, старик... — усмехается Бобер, — и постарше, и поважнее тебя еще не то выслушивали...

Вячеслав приносит кувшин. Монах при виде благословенного сосуда, который у Бобра на походе был строго запрещен, приходит в благостное настроение:

— Не бжи, князь. Он командует, ему и битые горшки собирать.

— Так ты что ж думаешь, завтра — горшки?! — изумляется Бобер.

— Кто его знает... — монах жмет плечами, — не по Плутархосу же воюем... а по Олгердасу... Хха!

Бобер отдергивает протянутый было монаху кувшин, тот мрачнеет. Бобер поворачивается к внуку.

— А как же по Плутархосу все-таки? А, Мить?

— Да как, как... Ну не так же, как он хочет! Пришли, встали стенка на стенку, уперлись как бараны — и бей! Чего там бить, кулаки расшибешь, и больше ничего! Там железа гора! Там щиты в рост! Там даже кони все в железе!

— Но что же делать?

— Да придумать чего-нибудь! Хитрость, маневр какой-то...

— Ну а ты что бы придумал?

Дмитрий вертит в руках опустошенную миску:

— А что — я? Меня не спрашивают...