Виталий Каплан: И силуэт совиный

– Дед, – нарушил я молчание, – а всё-таки кто он, Философ?

– Я удивляюсь, Саня, что ты его не узнал, – в голосе Деда сквозила ирония. – Уж казалось бы, столько раз на него смотрел, и вот те на: своя свои не познаша. Ну да ничего, скоро мы с ним увидимся. И не только с ним. Мама ждёт, и баба Маша – они, кстати, капустных пирогов напекли, всё заставляли меня попробовать, но я торопился тебя встретить. Всё-таки одному не стоит… Эта дорога для тебя могла и опасной оказаться. Сам понимаешь, гнили в тебе немало, ну и могло бы притянуть в трясину… подобное же тянется к подобному. Ничего, тут это лечится. Мне, кстати, тоже непросто пришлось бы, кабы не встретили.

– Дед, – мне трудно было задавать этот вопрос, но я должен был знать. – А как… Как это всё случилось со мной? Я помню, сперва мы с Философом говорили, там, в тюрьме, а потом вдруг – сразу этот лес, темно, зябко, ни луны, ни звёзд, и тут ты подъезжаешь на бричке, колокольчик звенит… А что было между этим?

Дед испытующе взглянул на меня – в лунном свете он казался большим филином, и, сунув руку под рясу, вынул оттуда мой комм.

– Что ж, посмотри. Используй привычный тебе интерфейс.

Я взял коммуникатор, нажал питание. Зажёгся зелёный огонёк, а синего, индикатора подключения к сети, не было. Оно и понятно – откуда здесь сеть?

Ну а дальше что? Что ещё наживать-то?

Но ничего нажимать не потребовалось. Экран засветился сам – и с необычайной чёткостью появилось изображение. Вот кабинет Лукича, вот его массивный стол, вот окно с решёткой. А вот я – пристёгнут за руки и за ноги к креслу. Вот и сам Лукич, стремительно выбегающий за дверь. Вот щелчок замка.

А Философа не было. Был только я, в плену у кресла. Вот лицо моё – избитое, грязное – напрягается, краснеет от натуги, а потом я с хрустом освобождаю правую руку, державшая её пластиковая стропа лопается, и то же происходит с левой рукой. Видно, чего мне это стоит, как блестит от пота лоб, как покрываются тончайшими красными сеточками белки глаз. Потом я наклоняюсь и отстёгиваю свои ноги. С трудом поднимаюсь с кресла, делаю пару шагов и падаю. Затем встаю, опираюсь обеими руками о край стола. Поднимаю голову и говорю:

– Если кто-нибудь, когда-нибудь это увидит… я знаю, что меня записывают. Если эту запись найдут… люди, я хочу, чтобы вы знали. Я, Александр Михайлович Белкин, не террорист, не убийца. Я просто идиот, которого обманули и запугали, втянули в провокацию. Да, это Комитет социальной безопасности… это их затея – и взрыв в Дроновке, и как бы покушение на владыку Пафнутия. Им нужно, чтобы вы все испугались православного экстремизма и проголосовали за Пафнутия. Они хотят обвинить владыку Даниила, будто он связан с православными боевиками. А меня заставляют такого боевика изобразить, для меня уже сочинили сценарий, мне осталось только выучить роль… А если я откажусь, тогда они отдадут моего двенадцатилетнего сына Кирилла содомитам-извращенцам. Его ещё в сентябре ювеналы отобрали, и сейчас я понимаю, по чьему указанию. А даже если я откажусь – толку не будет… они всё равно смонтируют что им нужно, или посадят меня на препараты, ломающие волю… и я произнесу что велено. Я не герой, не святой… меня можно сломать, и я это знаю… Недавно я ездил к своему деду, архимандриту Димитрию, и записал его обращение к церковному народу. Он призвал не голосовать за митрополита Пафнутия, потому что Пафнутий угробит нашу Церковь. Не по злобе, а по заблуждению. Но эту запись КСБ всюду постирал и сделал фальшивку, которую вам скоро, наверное, покажут. Они думают, что постирали всё… а на самом деле одну копию я сохранил и вчера успел залить на один сервер, про который они не знают. Этой ночью запись уйдёт по множеству адресов… Но они же заставят меня публично признать, что фальшивка – это подлинная запись, а подлинная – это фальшивка. И я не выдержу… Видите, как получается? Пока я жив, они могут скрывать правду, могут вить из меня верёвки. Значит, мне надо перестать жить. Я понимаю, что это грех… но не могу иначе. Простите меня.

Я – тот я, на экране комма – замолчал. Несколько секунд постоял неподвижно. Потом решительно взял настольную лампу, поднатужился, вырвал из неё провод. Зачистил с обеих сторон изоляцию зубами. Резко отодвинул в сторону стол, за которым обнаружилась электрическая розетка. Сунул туда вилку. И взялся обеими руками за оголённые провода. Вскрикнул, но не выпустил – так и свалился с ними на пол. Тело моё несколько раз дёрнулось, лицо потемнело – и только тогда пальцы разжались.