Илья Рясной - Семь смертей майора Казанцева

– Не во все, но верю.

– Тогда ты не Лошаков. Ты Лохов, – победно заключила она и гордо удалилась в себя…

Мне казалось, что при всей видимой нашей свободе мы находимся постоянно в центре внимания. Затылком ощущал чужой взор, притом в местах, где не было никого. Нас тщательно изучали.

На седьмой день пребывания здесь нас попросили собраться в большом трапезном зале с огромными медными котлами и самоварами, в которых готовили пищу и чай пастве и гостям. На полу лежали подушки – четыре штуки.

– Присаживайтесь и ждите, – велел сопровождающий нас монах и вышел из зала.

Похоже, свершилось. Сейчас мы увидим этого неуловимого Настоятеля…

Не увидели. Двое монахов ввели под руки в зал дряхлого старца – типичного китайца, худого, с жиденькой бородкой. Помогли ему опуститься на подушки.

Мы поклонились и вежливо приветствовали его. В ответ удостоились лишь легкого кивка.

Мы сидели напротив него. А он сидел напротив нас. В полном молчании. Мои попытки начать разговор не нашли отклика. И теперь мы ощущали себя полными идиотами, над которыми просто насмехаются. Но в чужой монастырь со своим уставом не лезут. Здесь эту поговорку можно воспринимать буквально. Это был именно монастырь. И он был нам именно чужой.

Сперва старец переводил изучающий взгляд с одного на другого. Потом вперился внимательным и очень ясным взором в меня.

И тут я ощутил явственное давление, обручем стиснувшее мою голову. И буравящий меня глазами старец был к этому явно причастен.

Так прошло минут пять.

Потом старец кивнул удовлетворенно и отчеканил четко на русском языке:

– Вижу путь асуров.

И удалился, все так же поддерживаемый монахами под руки.

– И что это было? – озадаченно поинтересовался я, когда мы остались в трапезной одни.

– Смотрины какие-то, – хмыкнула Ива. – Как перед свадьбой.

– Смотрины, – кивнул я. – А что за путь асуров ему приснился?

– Асуры, – нахмурился Писатель. – Это демоны индуистские.

– И какой у них путь?

– А я знаю? Извилистый! – с неожиданно прорвавшимся раздражением бросил Писатель, которого происходящее постепенно тоже начинало прилично бесить…

Интересно, что старец был, судя по всему, достаточно известной личностью. Уже после странной нашей встречи мы с Писателем вечером стояли после обильной трапезы на моем балконе и видели, как он шел по двору монастыря. Перед ним падали ниц. Пытались лобызать руки и полы коричневого балахона. Он благословлял людей, чинно кивая, и двигался дальше в сопровождении сгорбленных от почтения монахов.

– А дедуля не прост, – протянул Писатель.

– Еще как непрост, – согласился я, вспомнив ощущение обруча, сдавливающего голову.

– Это самый странный монастырь, который я только видел – проговорил со вздохом Писатель. – Возможно, вообще самый странный в мире. И привлекает весьма странных людей.

– Это дряхлый лама сделал какой-то вывод о нас. Который повлечет последствия.

– Хоть в нашу пользу? – скривился Писатель.

– Если бы знать…

Мы зависли в подвешенном состоянии. И неизвестно, в какую сторону склонятся весы в руках странных людей, предоставивших нам кров и еду…

Глава 28

Минуло десять дней пребывания в монастыре. И меня тяготила уже каждая проведенная здесь секунда. У меня и Долины Цветов было полное несовпадение ритмов времени.

Жизнь здесь будто тянулась в вязкой смоле. Все медленно. Все неторопливо. Все подчинено размеренному ходу событий. Сами очертания монастыря будто выдернуты из привычной реальности современной Техносферы и органично вписаны в природу и время вечного Памира. Эти камни приняли благодаря Воле и Разуму определенные формы и, по сути, являются лишь воплощенной информацией, структурой. То есть идеей. И такая вот торжествовала здесь идея – Покоя, Размеренности и Вечности.

Интересно, сколько вот так нам ждать? Месяц, год? Это может тянуться до бесконечности. А ведь за пределами долины сферы кипит большой мир, давление в котором растет с каждым часом, как в перегретом котле. И я не могу ждать.

Пребывая на балконе в одиночестве, я смотрел на Солнце, которое вот-вот готово было закатиться за горы. И пытался на что-то решиться.

Я уже практически созрел для активных и агрессивных поступков. И тогда тут всем кисло придется. Логика требовала именно этого. Но вот чувства подсказывали другое. Стучал в голове молоточек, вопреки логике и разуму – еще рано. Ждать. Успокоиться. Не наломать дров.