Илья Рясной - Семь смертей майора Казанцева

– Слышать это несколько странно.

– Ничуть. Нужно просто включиться в сферу наших понятий, и все становится на свои места. Ты идешь дорогой асуров по серпантину Брамы.

– Что это за серпантин такой?

– Сталь, которая стискивает мир, выжимая из него кровь. К сожалению, сейчас он проходит через нашу обитель. И рассекает наши судьбы. И с этим не поделать ничего.

– Пессимистично как-то, – отметил я.

– Это как посмотреть.

– Вы знаете, зачем я здесь?

– Дневники лорда Радклиффа.

– И каково ваше решение?

– Я близок к решению. Мне нужно убедиться.

– В чем?

– Серпантин ведь идет в две стороны. И где на ней демон Раху, там жди и Вритру.

– Кого? – уныло осведомился я, хотя мне совершенно не хотелось вникать во все эти сказочные восточные мифы про демонов с труднопроизносимыми именами.

– Вритру, перекрывающий реки и сносящий плотины – это разрушение. Раху – порядок. Вечная борьба асуров и их начал.

– Борьба за мир в лучших традициях, так что от самого мира камня на камне не останется, – усмехнулся я, вспомнив старый анекдот.

– Эх, если бы только одинн этот мир.

– Что? – напрягся я.

– Тоже поймешь в свое время.

– Мое время… У меня никакого времени нет. Зато есть реальная возможность опоздать.

– Не пытайся опередить время. Оно все равно будет бежать впереди тебя, гость.

– И что?

– Я хочу убедиться, что время пришло… Ждать немного. Жди свой миг. И главное, поймай его.

– Уж будьте уверены, – с чувством произнес я.

– Только не наделай глупостей. Это не приведет ни к чему…

– Обещаю. Но и вы не наделайте глупостей, под надуманными предлогами затягивая наше мелкое дело. Не доводите до греха.

Он внимательно посмотрел на меня и изрек:

– Грех – тоже понятие наносное.

– А что не наносное?

– Долг… Священный долг…

Глава 29

И снова бесполезно капают минуты, часы и дни. Бездействие становится невыносимым. А вокруг горы. Голубые, сиреневые, белые, с обворожительными оттенками, искрящиеся и черные – разные, в зависимости от освещения и времени дня. И вечные.

Вспоминался разговор из, казалось, безнадежно канувшей в прошлое той Москвы с ныне ушедшим в мир иной главным хранителем Музея востока Сартаковым. Когда мы шли меж рядов картин и неторопливо беседовали об их авторе Рерихе. И о его диковинных произведениях с голубыми горами и таинственными мудрецами.

Волнующие тайны Востока, будь они не ладны! Интересно, водящий меня за нос Настоятель может считаться каким-нибудь таинственным мудрецом? Или тот старец лама – сойдет он за посланца Шамбалы? Вряд ли. Конечно, что-то мистическое в них было, но больше местечкового.

Да и вообще, какая там мистическая оторванность от большого мира, если от небольшой гидроэнергетической установки тянутся провода к тысячелетнему монастырю, а на крыше белеет спутниковая тарелка?..

– Этот отель мне начинает надоедать, – на завтраке Ива с омерзением ковырялась вилкой в очередном вегетарианском произведении местных мастеров кулинарного искусства. – И даже библиотека уже не радует.

Исследуя хранилища местной библиотеки, Ива надеясь на какие-то если и не открытия, то любопытные находки. Но находила лишь давно известные, перепаханные вдоль и поперек, как совхозное поле, банальные религиозные тексты.

– Просто ты не в курсе, что в библиотеке есть закрытый сектор, – как бы невзначай бросил Писатель.

– Только не говори, что тебя туда пустили! – вскинулась Ива.

– Пустили. Еще в прошлый мой визит в эти гостеприимные стены.

– И что там?! – Ива напряглась, как гончая, почуявшая зайца.

– По большей части гроссбухи самого монастыря. Приход, расход имущества. И прочая муть.

– И что же ты, атлантолог наш ненаглядный, нашел там для себя интересного?

– Ничего! – размеренно отчеканил Писатель и рассмеялся.

– Дурак, – Ива тоже фыркнула.

А я в понял, что он врет. Нашел он что-то, притом весьма существенное. Благодаря чему и ввязался в эту экспедицию с готовностью истинного энтузиаста, как пионер, всем ребятам пример.

Эх, человеческая природа. Люди вечно что-то недоговаривают, якобы обеспечивая себе ситуативное превосходство, но затем в перспективе создавая проблемы и себе, и другим.

Атмосфера за столом разрядилась. Иву заявление Писателя о бесплодности его поисков в библиотеке успокоило. Мысль, что он дорвался до каких-то неизведанных сенсационных материалов, была для нее нестерпимо болезненна.

Я по-доброму улыбнулся, глядя на эту парочку. С каким же воодушевлением они бьются друг с другом в жарких дискуссиях за свою единственно верную правоту. Милые бумажные люди, все кипучие эмоции которых щедро выплескиваются в борьбе идей. Их битвы ведутся в словесных спорах, баталии – на информационных полях, которые для них столь же существенны, как ристалище для средневекового рыцаря. Именно там у них живут непримиримые враги и друзья, заключаются союзы. Именно там происходят открытия новых земель, раздаются рыцарские почести в виде ученых званий, достигаются победы в качестве изданных монографий, вспыхивают глобальные войны с тотальным уничтожением противостоящих научных школ. И пытаются сжечь еретиков, типа Писателя, но жажда противоречия и стремления выйти из плена общепринятых догм плодит новых и новых несогласных. Тех самых, которых инквизиторы от науки упорно и бескомпромиссно загоняют в маргинальную нишу. Интересная у них жизнь, у людей идей.