Илья Рясной - Семь смертей майора Казанцева

Колонна забиралась по серпантину все выше в горы. Пейзажи становились все безжизненное, хотя куда уж больше. Теперь вдали над пустынными скалами нависали снежные пики Памирской гряды. Красивые и совершенно чуждые.

– Волшебные места, – не уставала восхищаться Ива.

Изучая рукописи и предания Востока, сама она до сих пор ни разу в этих краях не была.

– Чем сидеть в архивах, надо было двигать на места, – откровенничала она. – Постичь дух написанного и устного слова можно, только зная вековой уклад жизни объекта научного интереса. Края неземные. Здесь ближе к небесам. Понятно, почему в горах появлялись самые изощренные религиозные концепции.

– Не преувеличивай, душа моя. Эти твои так называемые восточные концепции – полуграмотные перепевы великого духовного наследия предтеч, – завел свою уже набившую оскомину песню Писатель.

Предтечами он именовал ту самую высокотехнологичную працивилизацию, оставившую нам пирамиду Хеопса, гигантские знаки-петроглифы в пустыне Наска и еще до фига чего, если верить ему на слово.

– Ну, хорош уж дурью маяться, Левик. Зачем своей сумасбродной чушью сбивать мой романтический настрой? – воскликнула Ива.

– Все не оставляю тщетных надежд сорвать с тебя шоры.

– Хорошо, не шорты… Я вот тоже не оставляю надежд прицепить к твоей ноге гирю здравомыслия и не дать улететь в облака фантазий к розовым слонам.

– Розовые слоны – это твоя зашоренность!

– Розовый слон – это ты. Посмотри в зеркало. Гладкий. Лысый. И розовый.

Писатель добродушно рассмеялся, в очередной раз бережно погладив свою лысину.

Похоже, этих двоих связывало в прошлом что-то личное. Ведь собачились они, как супруги со стажем. Но это совершенно не мое дело.

Перед нами открылась еще одна скалистая гряда, через которую мы должны перевалить.

Эти скалы, ущелья, перевалы, казалось, будут тянуться вечно.

Наша машина, взревев мотором, устремилась по резко пошедшей вверх дороге. Казалось, еще чуть-чуть, и она покатится обратно, сметая едущий следом «Тигр»…

Но ничего. Натужно, со скрипом, но «буханка» взобралась наверх.

На самый верх. Откуда открылся Вид. Именно так, с большой буквы. И дыхание у нас перехватило.

Что-то неестественно игрушечное, по-детски восхитительное виделось в этой картинке. Небольшая долина была окаймлена почти отвесными стенами скал. Расчерчена квадратиками полей с полезными злаками. Размалевана зелеными пятнами деревьев и кустарника. Заставлена бессистемно разбросанными каменными серыми крестьянскими домишками, сараями и загонами для скота. По самому центру долину рассекала небольшая стремительная речушка.

Но главное, здесь величественно царил монастырь Джа Тхао. Он тоже походил больше на игрушку. Белый, трех этажей, с портиками, переходами, балкончиками, остроконечными крышами. Он воплощал все наши детские грезы о сказочных замках.

Слева от монастыря в нише была вытесана статуя Будды метров десяти высотой. А еще по долине, как свидетельство проникновения цивилизации, проходили столбы хлипкой линии электропередач, тянувшейся откуда-то с пологого склона и уходившей за скалы.

– Благолепно! – с восхищением воскликнула Ива.

– Ну, вот я и вернулся, – тихо, со скрытым смыслом, понятным только ему, изрек Писатель.

– В прошлом году Джа Тхао исполнилась ровно тысяча лет, – как заправский экскурсовод проинформировала Ива, тщательно исследовавшая этот вопрос. – И ни на один день здесь не прекращались службы. Все исторические катаклизмы будто обтекали этот монастырь. Завоеватели проходили стороной. Сюда до сих пор стремятся паломники, в основном, из других стран. В Точикистоне буддизм не в почете. Этот действующий буддистский монастырь единственный. Победивший в этих местах ислам не затронул его.

– Потому как это уникальное место силы, – заметил Писатель.

– Это уникальное место отдыха! – тут же задорно отозвалась Ива. – Прям пятизвездочный отель. Взять бы все включено и на пару недель здесь зависнуть!

– Пара недель, – скривился в усмешке Писатель. – Как же, жди. Пара часов – и то хорошо. Возьмем быстренько то, за чем пришли. И нас вежливо попросят вон. Ибо нечего тут делать нам, праздным мирянам.

– Думаешь, все будет так просто?

– Я в свое время провел здесь два года. И Настоятель мой добрый друг.

– Твой добрый друг тебе даже подержаться за дневник не дал, Левик! – обидно рассмеялась Ива.

– У доброго друга свои соображения. Он считал, что мне рано. И дневник надлежит передать только тогда, когда суждено, и только тому, кому суждено.