Борис Батыршин - Забытые в небе

– Что именно – не скажешь, конечно?

– Извини, пока не могу. Потом узнаешь, клык на холодец!

Ева понимающе кивнула. Она, как и сам Сергей, относилась к уважаемому в Лесу сообществу егерей. Члены этого замкнутого братства славились тем, что могли забраться в любой, самый дремучий, самый дремучий, самый недоступный уголок, разгадать самую головоломную загадку, одолеть любую, самую опасную тварь. К егерям обращались, когда требовалось выполнить особо головоломное поручение, за которое не взялись бы ни челноки, ни барахольщики, ни даже профессиональные отморозки, вроде охотников-сетуньцев. И егеря, как правило, справлялись, не болтая лишнего ни о личности заказчика, ни и сути задания. Профессиональная этика, ничего не попишешь…

Скрипнули ступеньки лестницы на второй этаж.

– Сергей, поднимись. – позвал Виктор. – Тебе тут хотят что-то сказать.

Хотя Нора и считалась общим владением егерей, ни у кого из них не было здесь апартаментов, комнат – словом, персональной территории. Исключение составляли, разве что, отгороженные уголки обширного подвала, где они держали необходимое в егерьской жизни барахло и всякий милый сердцу хлам, который таскать с собой несподручно, а оставлять, где попало, жаль. Навещая Нору, они ночевали в меленьких, на двоих, комнатках (их имелось на втором этаже башни целых четыре), а в дни общих сборов, когда места всем на хватало – довольствовались топчанами на полу в общем зале.

На этот раз Сергей оказался единственным посетителем – Ева была не в счёт, она часто неделями просиживала в своей подвальной лаборатории, так что Седрика уложили в одной из гостевых комнат.

– Он почти не может говорить. – шепнул Виктор, пропуская егеря вперёд. – Я всё утро с ним просидел, пытался хоть что-нибудь понять.

Егерь пододвинул табурет и сел. Сетунец, видимо, услышал посетителей – марлевую маску прорезала чёрно-багровая щель, оттуда донёсся клокочущий хрип, в котором едва угадывалось что-то осмысленное.

– Хр-р-р… п-пич… … ты…

– Он это, он… – Виктор наклонился к лежащему. – Бич. Что хотел-то?

– …хф-ф… пичш-ш… хофел фаст-ф-фелиться… палть-тсефф… неф-фт…

– Говорит: «хотел застрелиться, но нечем». – тихонько пояснил Виктор. – Пальцев нет потому что.

Егерь кивнул. Когда Седрик угодил в Пятно, кистям рук, не защищённым даже перчатками, досталось особенно сильно. Агрессивный фермент сожрал кожу, мясо, связки, даже хрящевую ткань – и когда они стали снимать повязки, разъеденные до кости фаланги пальцев отваливались вместе с бинтами, оставляя кровящие огрызки.

«… может, и правда, лучше было дать ему умереть? Без рук, без глаз, почти без голоса – разве ж это жизнь для гордого лидера Сетуньского Стана?..»

– х-фр-р… леш-шакх-офф… позф-фать..… п-пич..… офеш-шали… помоч-ш-ш,… еф-фсли ш-што….

– Он это всё время повторяет. – прошептал смотритель, наклонившись к плечу Сергея. – Просит позвать лешаков – вроде, они обещали ему помочь. А чем– я так и не понял.

– Зато я понял. – егерь осторожно, стараясь не коснуться повреждённой кожи, потрепал сетуньца по плечу. – Не волнуйся, Седрик, я всё устрою, клык на холодец! Ты полежи денька три- четыре, сил наберись. До Терлецкого урочища путь неблизкий.

Сергей с Виктором устроились за столом в общем зале. Ева за занавеской громыхала посудой, а пса не было вовсе – он, сообразив, что со стола ничего не перепадёт, шмыгнул на двор, намереваясь, видимо, изловить что-нибудь съедобное. Например – зазевавшегося цыплёнка. Две дюжины жёлтых пуховых комочков егеря доставили в нору по заказу Смотрителя в большой плетёной корзине. За две недели это число уменьшилось вдвое – и не в последнюю очередь, стараниями хвостатого бандита.

– Ты же, вроде, знаком с лешаками? – спросил Сергей – Да вот, хоть Лешачонок – тот, в Грачёвке. Припоминаешь?

Не… – Виктор покачал головой. – Я тогда валялся в отключке. Когда пришёл в себя – не было уже никакого Лешачонка. И левой руки у меня тоже не было. Но про лешаков слышал, конечно, Ева рассказывала. Она, оказывается, близко с ними знакома, даже в гостях доводилось бывать.

– Это редкость. – согласился Сергей. – Лешаки к себе редко кого пускают. Терлецкое урочище у них вроде заветного места, там их деревья.

– Их деревья? Это как?

– А Ева тебе не объяснила?

Виктор помотал головой.

– Недосуг было. Она и о самих-то лешаках так, вскользь…

– У каждого лешака есть своё дерево. Он с ним связан покрепче чем мы со своими родителями. Если дерево срубить – лешак тоже умрёт, а по-другому их убить очень трудно. Потому они чужих туда и не водят – опасаются.