Борис Батыршин
МЕХАНИЧЕСКИЙ МИР
Дилогия
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Семьдесят второй день
Тонкие планки настила дрогнули. Полковник Ковалевский поморщился — ну конечно, прапорщик Ильинский. Мальчишка демонстрирует лихость: не стал карабкаться по трапу, а спрыгнул с «хребта» воздушного корабля, несущей фермы, к которой крепятся растяжки и тросы, скрепляющие конструкцию.
— Полегче, прапорщик, так вы нам корабль развалите!
Молодой человек не ожидал упрёка — он пролепетал в ответ что-то невразумительное, и попытаться щёлкнуть каблуками. Мостик раскачался, и это окончательно вогнало несчастного прапора в ступор. Он вцепился в леер и замер, в ожидании неминуемой выволочки.
Командир девятой воздухоплавательной роты, и, по совместительству, первого в России военного дирижабля «Кречет», хоть и изображал строгость, но на самом деле глядел на своего подчинённого с удовольствием. Не каждый отважится ползать по ажурной ферменной балке, раскачивающейся под брюхом воздушного корабля — это, пожалуй, порискованнее кувырков на трапеции под куполом шапито! Там хоть есть шанс отделаться переломанными костями, а здесь — до земли полторы тысячи футов, и никакие опилки не помогут, разве что угодишь в стог сена…
Прапор тем временем пришёл в себя, откашлялся и вспомнил о своих непосредственных обязанностях.
— Госп… кх… простите, господин полковник, осмотр такелажа произведён! Третья и пятая растяжки по правому борту ослабли, я наскоро подтянул. На земле надо будет заняться.
И ведь не скажешь, что вчерашний студент! Хотя, в воздухоплавательных частях таких хватает — нарождающемуся роду войск отчаянно требуются люди грамотные, способные иметь дело со сложной техникой.
Внизу плыли крыши мызы, появилось и уползло за корму стадо чёрно-белых коров на выгоне. За чахлой рощицей играла солнечными зайчиками излучина Западной Двины — составляя план полёта, Ковалевский выбрал её, как ориентир для смены курса.
— Штурвальный, лево пять!
— Слушш, вашсокородь, лево девять!
Усатый унтер в шофёрском шлеме и кожаной куртке с двумя рядами латунных застёжек (такие носили воздухоплаватели и солдаты автомобильных команд) быстро завертел штурвал. Заскрипели тросы, ведущие, к рулям направления, и «Кречет» неторопливо описал широкую дугу. По правому борту замелькали на фоне серой полоски Рижского залива готические шпили, среди которых выделялись иглы Домского собора и ратуши. Ковалевскому до того вдруг захотелось наплевать на план полёта — и пройти над городом низко, на трёх сотнях футов, чтобы разглядеть каждый камень в брусчатке средневековых улочек, круглую туру Пороховой башни, каждую лодочку в гавани, набитой судами, как бочка с салакой. Потом развернуться, выписав в небе широкий вираж, над учебным судном «Двина» (старый броненосный крейсер «Память Азова», переименованный после событий 1906-го года), и проплыть над городом в обратном направлении, веселя мальчишек, пугая лошадей и заставляя хвататься за сердце бюргерских жён: невиданный скандал, колбаса летит по небу!
— Прапорщик, гляньте, хорошо ли идём?
За спиной завозились, и между лопаток Ковалевскому ткнулся острый локоть. Снова Ильинский: мальчишка возится с жестяным циферблатом указателя воздушной скорости, присоединённого к трубке Вент у ри. Устройство, установленное на «Кречете» по чертежам профессора Жуковского, постоянно барахлит — вот он и пытается привести его в чувство. И не замечает, что чуть не вытолкнул за борт родимое начальство…
А иначе никак: почти весь мостик занимают громоздкие газолиновые моторы, по одному на каждый из двух пропеллеров. Для пяти членов экипажа места почти не остаётся — а ведь на «Кречет» хотят поставить то ли два, то ли даже четыре ружья-пулемёта «Мадсен». Конечно, полковник рад, что корабль получит дополнительную огневую мощь — но как, скажите на милость, управляться с ним в такой тесноте?
Прапорщик оторвался от прибора.
— Ход двадцать один узел, господин полковник! Можно добавить оборотов, на испытаниях корабль показывал до двадцати пяти!
— Незачем, прапорщик. Идём домой, да и масло греется, непорядок…
Отчёт Главного инженерного управления гласил: «на стендовых испытаниях мотор работал исправно два часа без перерыва, затем обнаружилось сильное разогревание масла, вследствие чего произошла порча картера». Сегодня они провели в воздухе не менее полутора часов, и, хотя останавливали попеременно моторы, пользуясь попутным ветром, Ковалевский не желал без нужды перенапрягать и без того не слишком надёжные механизмы.
Читать дальше