Борис Батыршин - Забытые в небе

– Ну что, понравился тебе мой коктейль? – насмешливо поинтересовался Генеральный.

Люк сглотнул и скривился от отвращения – рот заполняла незнакомая горечь.

– Че-ем… чем вы меня опоили?

– Вполне безобидным питьём, уверяю тебя!

Генеральный поднял пухлые ладошки в успокоительном жесте.

– Немного горчит, зато имеет полезнейшее свойство: помогает человеку расслабиться и откровенно отвечать на любой вопрос. Конечно, если уметь правильно его задать. А я умею, уж поверь…

– Значит, я всё вам…

– Не сомневайся, всё до последнего словечка! – радостно подтвердил собеседник. – А вот на твою сестру он, представь, не подействовал – какие-то особенности организма. Странно и весьма, весьма неприятно…

«…неприятно? Что за вздор? Что может быть неприятного в красавице Лее, с её чудесными пушистыми волосами, с бездонно- фиолетовыми глазами, в которых так и хочется утонуть?..»

– …да, неприятно… – продолжал Генеральный. – Впрочем, с этим у нас ещё будет время разобраться. А пока, юноша, надо выполнять обещание. Что вы мне обещали, не припоминаете?

Сзади послышались сдавленные звуки – будто кто-то пытался кричать, плотно зажав рот ладонью. Люк попытался повернуть голову – и не смог. Виски, затылок ломило невыносимо. Шея болела так, словно он проспал целую ночь, скорчившись в неудобной позе.

– Вижу, что не припоминаете. Ну, так я могу и напомнить: вы пообещали провести наших людей наверх. Надеюсь, не передумаете?

Люк сумел справиться с собой, повернулся – и увидел скорчившуюся на диванчике у стены сестру. Руки её, как и его собственные, стягивали наручники, рот был заткнут тряпкой. В глазах, обращённых на брата, плескались ужас, гнев и отчаяние.

Наручники с них сняли – «куда вы теперь денетесь, голубки!» Деться, и правда, было некуда: Люка и Лею погнали по коридорам, мимо поста охраны, вверх, по закопченным лестничным пролётам Погорелых этажей. «Коктейлем» больше не угощали, но всякий раз, когда Люк пытался упираться, отказывался идти дальше, повторялось одно и то же: Генеральный хватал его за плечи и говорил, говорил, втискивал в уши, в мозг своих червячков – Люк забывал о протестах, и послушно шагал дальше, с трудом переставляя одеревеневшие ноги.

В последний раз этот кошмар повторился перед тем «секретным» завалом. Где-то на краю сознания раздражающей мухой жужжали крики Леи: «Братик! Не надо! Не показывай им!..». Но настырные червячки сделали своё дело: он только запомнил, как отошёл в сторону, пропуская одного за другим охранников, ныряющих в ощетиненный ржавыми арматуринами лаз. Генеральный успокоительно потрепал его по плечу – «ну вот, а ты боялся…» – и подтолкнул вперёд. И Люк послушно полез, цепляясь за острые железяки. Но, видимо, мутные червячки отняли слишком много сил, и он повалился безвольным кулём в нескольких ступенях от служебной площадки, где заканчивается последний лестничный пролёт… заканчивается всё…

На этот раз никто не поливал Люка водой. Он не знал, сколько провалялся без сознания. Видел только быстро темнеющее небо над головой – вечереет, а из Офиса они вышли примерно… в семь? В восемь? Часы у него отобрали ещё в караулке. В любом случае, они на верхней площадке, а значит, самое страшное уже произошло – поселение даунов вместе с Большим Костром, домиками, кузницей, захвачено охранниками Офиса. Сквозь дурман беспамятства Люк слышал рыдания женщин, вопли детей, какие-то резкие, сухие хлопки, но совершенно не помнил, что творилось вокруг.

Под боком у Люка завозились. Он скосил глаза – Лея.

– Ты не думай, я тебя не считаю предателем! – горячо зашептала девочка. – Я видела, это всё он, Генеральный. Вот говорила тогда, на лиане, а ты не верил…

Люк припомнил тот разговор – вечером, после казни, тогда Лея рассказывала о «жутких» глазах Генерального».

«… а ведь права оказалась, права!..»

Они лежали на бетоне, словно кули с тряпьём. Мальчик попытался приподняться, сесть, но попытка была пресечена жёстким пинком под рёбра.

– А ну, лежи спокойно, сопляк!

– Стерегут… прошептала Лея. – Я всё видела: ворвались сюда, и сразу стали бить дубинками и заточками. Кто кинулся на них с голыми руками – тех убили, остальных посбивали с ног и загнали в большой дом…

«Большим домом» дауны называли хижину, где хранилась разная хозяйственная утварь. В ветреные или дождливые дни там устраивали вечерние посиделки.

– И кузнеца тоже закололи… – продолжала Лея. – Он успел схватить молот и стал отмахиваться. Охранники долго не могли подойти, но потом кто-то бросил ему в спину кусок бетона. Кузнец упал на колени, и тут они все накинулись и забили насмерть.