Борис Батыршин - Забытые в небе

Люку по-настоящему нравилось работать с металлом, и теперь он остро жалел, что в Офисе действует запрет на огонь… А может уйти жить к даунам? Кузнец, которому успел полюбиться новый подмастерье, уже сделал ему предложение: «сына у меня нет, передам тебе секреты ремесла. Станешь мастером, люди будут уважать, хоть здесь, хоть внизу, кузнецы везде нужны. Захочешь – и дочку за тебя отдам. Она у меня умница и красавица, подрастёт – хорошая жена будет…»

Люк, конечно, замечал, какие взгляды бросет на него четырнадцатилетняя дочь кузнеца, и даже дважды приглашал её на танцы, которые устраивали по вечерам возле Большого Костра. Рана, оставленная в его сердце безнадёжной привязанностью к сестре, постепенно подживала. Майка, от которой ничего не могло укрыться, то и дело подначивала его: «давай-давай, Скайуокер, не теряйся, не упусти девчонку, потом локти кусать будешь…». А Пумба (минипиг окончательно переселился наверх) поддакивал ей, хрюкая и тыча Люка пятачком в колено: мол, не грусти хозяин, я тут, если что – любого за тебя на куски порву…

Люка и Лею схватили в кабинете Офис-Менеджера. В этот день была очередь Пола дежурить наверху; Люку вахту возле маяка, он передал просьбу дяди Антона: зайти, чтобы обсудить прокладку новых подвесных ниток водопровода.

«…вот, называется, и зашли…»

Всё произошло так неожиданно, что они даже не пытались сопротивляться. Люк наклонился над книгой-ведомостью, чтобы поставить закорючку в графе «ознакомлен», когда за спиной забухали тяжёлые башмаки, и крепкие, как кузнечные клещи, пальцы, вцепились ему в локти. Пронзительно завизжала Лея, которую захал под мышкой верзила-охранник (тот самый, с гнилыми зубами, подмигивавший им в день казни), из-за спин донеслось бормотание дяди Антона: «Что это всё значит, не трожьте…» – а Люка уже волокли по коридору. Мелькнула мысль: «Жаль, Пумба наверху, сейчас бы он их располосовал…», распахнулась дверь комнаты охраны – и обоих швырнули на длинную, во всю стену, дощатую лавку.

– Ну что, детишки-шалунишки, доигрались? – гнилозубый горой навис над ними, уперев волосатые кулачища в бока. – Думали, вы самые хитрые, а мы, дурачки эдакие, ни о чём не догадываемся?

Вонь из щербатой пасти была невыносима. «Ещё чуть-чуть, и меня вырвет… – отрешённо понял Люк. – Они тут что, никогда зубы не чистят?»

– Ты рожу-то не криви, не криви! – гнилозубый заметил реакцию мальчика. – Своё-то дерьмо не воняет, так, что ли? Ан нет, малый, воняет! По запаху-то мы вас и распознали! Мозгов не хватило додуматься?

Люк сначала не понял, о чём говорит громила, а догадавшись – обмер от страха.

«…ну конечно – запах костра, запах золы, гари, пропитавшие их одежду, волосы, даже кожу! Тот запах, на который жаловалась Лея, и который так и не удалось вывести с помощью Майкиных ароматических травок…

…какие же они болваны! И отрицать бессмысленно – ни один законопослушный обитатель Офиса попросту не может пахнуть ни чем подобным – здесь открытого огня попросту нет. А уж тем более – кузнечного горна с его древесным углём и железной окалиной…»

Гнилозубый подтвердил его догадку:

– Были бы не водопроводчики, а фермеры – хрен бы мы что заметили! От них свинячьим дерьмом за цельный коридор разит – от них и грибников, те тоже в помёте копаются, в удобрениях… Но выто чистенькие, всё время возитесь с водичкой, поливаете друг друга, что твой душ! Вот запах вас и выдал…

Люк заскрипел зубами: «Попались, попались как последние болваны…»

Гнилозубый довольно ухмыльнулся во всю свою щербатую пасть.

– Ну что, понял, что не отвертеться? Давай, парень, колись, как ореховая скорлупа. А будешь упираться – я сестричку твою допрошу… наедине. Она ласковая такая, мяконькая, всё мне расскажет.

Он повернулся к скорчившейся в углу Лее.

– Ты ведь всё расскажешь малышка? Например – где ваш третий? Это ведь он заводила?

Он сделал бёдрами непристойное движение, демонстрируя свои намерения.

– …а не скажешь – придётся тебя того, разговорить. А может, ты только этого и ждёшь? Ну, признавайся дяде, дядя добрый…

Он запустил короткопалую, волосатую пятерню в пушистое облако её волос. Лея жалобно пискнула и попыталась вжаться в стенку. Гнилозубый ухмыльнулся ещё отвратнее и склонился к девочке.

Этого Люк снести уже не мог. Он заорал, вскочил и кинулся на негодяя с кулаками. Встречный удар швырнул его обратно на скамью. Ослепляющая вспышка боли, новый бросок – удар, сломанный нос хрустит под костяшками.