Василий Криптонов - Потерявшие судьбу

— Кто это? — спросила И, указав взглядом на старуху.

Роткир посмотрел.

— Гадалка. По руке гадает. Хочешь попробовать?

— Хочу!

— Держи тогда, далеко не убегай.

В ладонь высыпалось несколько медных монеток. Не веря своему счастью, И вышла из очереди. Она-то думала, что Роткир заупрямится, или, в лучшем случае, они пойдут к старухе вместе. А тут все так просто…

Ирабиль споткнулась. А если он надеется, что она успеет вернуться? Всего одна пара в очереди, и парень уже приноравливается к самострелу.

«Нет, не успею!» — твердо решила принцесса и медленно, изображая светскую прогулку, двинулась к старушке. Разумеется, она уже не увидела, как побледнел хозяин тира, встретившись взглядом с Роткиром, не услышала их быстрого и тихого разговора, в котором явственно прозвучали слова «старый жулик» и «снова сядешь». Уж подавно не видела и не слышала, как Роткир взял, наконец, самострел и сказал хозяину, заставив вытянувшуюся за ним очередь расхохотаться: «Ну, поцелуй, что ли, на удачу, добрый человек?»

В принцессу Ирабиль впились страшные белые глаза. Когда-то они имели цвет, но теперь сливались с белками. Старуха будто была вампиром наоборот. Белизна вместо черноты. Вечная смерть вместо вечной жизни.

— Здравствуйте, — дрожащим голосом произнесла И, остановившись перед гадалкой. — Это, кажется, вам, — протянула монетки.

Старуха подставила ладони и приняла плату. Улыбнулась, показав редкие желтые зубы. Принцессе захотелось убежать, но что-то не пускало. Разве можно убежать от смерти?

— Щедро наградила! — Ирабиль с трудом разобрала шамканье старухи. — Жа это фшу правду рашкажу! Дай-ка ладошку!

Прежде чем И успела возразить, сморщенные руки схватили ее ладонь. Палец старухи заскользил по линиям. Хотелось закричать, но горло сдавило. В ушах грохочет, в глазах темнеет. Но слова старухи доносятся, каждое слышно:

— Вижу, красавица, большую любовь и дальнюю дорогу. Много друзей на пути, а еще больше — врагов. Вольной птичкой ты была, да только теперь, глянь, судьбу твою черный человек на кулак наматывает, и полетишь ты к нему, на смерть верную.

Кажется, голос старухи задрожал, уверенности в нем поубавилось.

— Смерть твою вижу. Смерть. Смерть. Смерть. — Палец ткнул в три разных места на ладони, и принцесса заметила, что гадалка дрожит. — Ничего, кроме смерти. И куда ни шагнешь, везде, вкруг тебя, внутри тебя, лишь тлен и разрушение. Тысячи и десятки тысяч падут вкруг тебя, а ты будешь жить…

Закричала.

Все, кто был на площади, повернулись к старой гадалке, что, тряся головой, отползала от перепуганной рыжей девушки. Рассыпались монеты, но старуха лишь продолжала голосить:

— Кто ты? Зачем ты сюда пришла? Уходи! Уходи! Уходи прочь! Проклята…

Крик оборвался, перешел в бульканье. Ноги у принцессы подкосились, и она упала бы, не поддержи кто-то под локоть. Вокруг собралась толпа, все смотрели на нее и на бьющуюся на земле старуху, на губах которой выступила кровавая пена.

Костлявая рука в последний раз вытянулась к принцессе. Тонкие губы шепнули:

— Уходи…

А потом будто кто-то вырвал душу из тела. Сухая, не похожая на человека кукла замерла посреди круга.

Что-то мягкое касается рук, что-то говорят на ухо. Ирабиль повернула голову и увидела стоящего рядом Роткира. Прислушалась.

— …гада давно знаю, у него там педаль, он мишени двигает. Но я его припугнул, с третьей попытки вышиб. Держи, подгон тебе.

Ирабиль позволила втиснуть себе в руки плюшевого зайца с глупой улыбкой. Посмотрела на него, на Роткира, на старуху.

— Она…

— Что она? — Роткир бросил на гадалку равнодушный взгляд. — Она — все. Айда перекусим?

И потащил принцессу за руку прочь от изумленных и перепуганных взглядов. Лишь свернув раза четыре, оставив позади всех, кто видел произошедшее, Роткир усмехнулся и покачал головой:

— Ну ты, рыжая, даешь! Зачем старуху ушатала? Сидела себе да сидела, квашня беззубая, никому не мешала.

— Я ничего не сделала, — прошептала Ирабиль. — Она взяла руку, а потом… Потом закричала. Сказала, что я умру…

— Ага, и тут же сдохла, — кивнул Роткир. — Слышал я. Смешно получилось.

— Смешно? — Ирабиль вырвалась, остановилась, даже не думая, как смешно выглядит сейчас сама — злая, перепуганная, с огромным зайцем в руках. — Она же умерла! Что тут смешного? Ничего в смерти смешного нет.

— Да, знаешь, в пореве тоже веселого мало, однако все шутят, — с серьезным видом сказал Роткир. — Будешь такой серьезной — скоро состаришься. Идем или нет?