Наринэ Абгарян - Вальс в четыре руки

4. Певица Гурбангюль Аннадурдыева. Песня «Туркмения — родина моя» (аккомпанирует В. Петров).

5. Ансамбль «Народные ритмы». Композиция «Увезу тебя я в тундру» (фонограмма песни в исполнении Кола Бельды)

— Я извиняюсь, но ведь Кола Бельды — нанаец! — гнул свою узконационалистическую линию тов. Гольдштейн. — У нас же чествование хлопкоробов, при чем здесь тундра? Где тундра и где Туркмения?! — Ефим Давидович развел в стороны миниатюрные руки, и всем стало ясно, что от Туркмении до тундры, в сущности, один шаг.

— Товарищи, — прокашлялся второй секретарь, ответственный за массовые мероприятия, — программа утверждена обкомом партии, менять ничего не будем. Московский ансамбль — это, товарищи, подарок столицы, культурное, так сказать, послание. А вам, Ефим Давидович, следует прислушаться к мнению вышестоящих органов.

При слове «органы» со дна Гольдштейновой души поднялся густой и вязкий ил, а откуда-то сбоку зазвучал певучий голос покойной бабушки Сары: «Фима, ты же умный мальчик, не лезь в задницу!»

«Надо ехать, — привычно подумал Гольдштейн. — Забодали уже совсем с этими туркменскими нанайцами! Да и вообще...»

Вообще надо было ехать, время было отъездное, год семьдесят восьмой. Но это было вообще. А в частности надо было проследить, чтобы звукотехник Серегин пришел в торжественный день трезвым и наладил микрофоны на сцене; чтобы президиум с «будкой» поставили ровно по центру и Ленина на заднике протерли; чтобы хлопкоробов разместили поближе к сцене; и московских этих, будь они неладны, чтобы упаковали в правую кулису, других артистов — в левую, а уж пионеров с букетами — во-он в тот угол; и чтобы Аннушка встретила первого («Фимдавыдыч, да не волнуйтесь вы, да не в первый же раз первого встречаем!»); и чтобы еще много чего, освоенного за долгие годы на ответственном посту.

Ефим Давидович погладил лысину и привычно хлопнул по карманам, предвкушая скорый перекур. Правый пиджачный карман дружелюбно клацнул спичечным коробком. Тяжелое солнце стояло над Ашхабадом.

Торжественный день выдался по-туркменски горячим. Хлопковые поля наливались азиатским жаром.

Солиста хореографического ансамбля «Народные ритмы» Володю Шапочкина мутило. Ему было нехорошо. Еще вчера Володе Шапочкину было хорошо, но теперь стало совсем плохо. Дело в том, что накануне Петюня Сычев уверял, что кефир — это отличная закусь, а водка с кефиром — это практически народный степной напиток кумыс, столь любимый всеми казахами.

— А разве мы в Казахстане? — усомнился Шапочкин.

— А где ж мы, по-твоему? — сказал Петюня, кивая в сторону серых прямоугольных новостроек. — Вон они, степи!

Что касается кумыса, то его рецептура не вызвала сомнений. Утомленные кочевой жизнью, культурные посланцы мирно отдохнули от долгого переезда. Ничего лишнего, уж артисты-то норму знают!

Однако вот именно сегодня Володе Шапочкину было нехорошо. В свинцовой голове Шапочкина медленно передвигались разрозненные мысли. Одна из них подбадривала Володю: «Ничего, ничего, ноги вспомнят, руки не подведут! Прорвемся!»

— Вовик, помоги-ка мне со шкурой! — Леночка Т. повернулась к Володе мускулистой попкой. По замыслу хореографа танец нанайцев «Увезу тебя я в тундру» исполнялся в шкуроподобных халатах некого общетундряного вида, из-за чего танцоры напоминали одновременно гарцующих оленей и пляшущих оленеводов. В руках оленеводы держали бубны и лохматые копья — для колорита. С первыми тактами песни оленеводы выскакивали цепочкой, потрясая шаманскими доспехами, и неслись по большому кругу от края до края: «Ты у-ви-дишь, что нап-ра-сно на-зы-ва-ют се-вер край-ним!»

«Попа, — нехотя отметил Вова, застегивая Леночку, — а кстати...»

— А кстати, Ленок, где твой бубен?

— Ой, Вовик, мне этот бубен, знаешь...

«Люди! Ну слушайте, ну где мой бубен?» — Правая кулиса шелестела московским говором, босыми пятками и оленьим мехом. Володя Шапочкин закрыл глаза.

— Эй, Вован, ты не спи! — Зашкуренный Петюня, кумысных дел мастер, тряс Шапочкино плечо. — Если ты проспишь, то никто ж на сцену не поскачет!

— Не просплю, Петюня. У них еще этой говорильни — на два часа.

— Ну давай, отдыхай, — вздохнул Петюня, — но если что, так ты учти!

Петюнино нанайское копье тюкало по полу в такт Петюниным шагам. «Вот ведь хрен-колотушка», — затуманенно подумал Шапочкин...

Зато звукотехник Серегин был сосредоточенно трезв. Уже с утра хмурый Серегин просвистел и продул микрофоны, закрепил провода, подсоединил усилители, приготовил фонограмму. Теперь он сидел за пультом и обильно потел в лучшем, впрочем, и единственном своем кримпленовом костюме, надетом по случаю большой ответственности. Синтетический галстук душил несмоченное серегинское горло.