Ирина Шехонина - Творчество Т.Н.Хренникова - Исследование

Историческое место Первого концерта Т. Н. Хренникова в развитии советской музыки очень точно определил музыковед И. И. Мартынов, сказав о нем, как о «значительном событии музыкальной жизни того времени», и правильно почувствовав направленность творчества молодого Т. Н. Хренникова: «…его произведение отмечено печатью молодости не только одного композитора, но и всего советского искусства, вступившего в период высокого творческого подъема, обогащенного образами и чувствами бурно расцветающей новой жизни. Отсюда жизнерадостность общего настроения музыки концерта, в которой сочетаются лирика и задорный юмор, увлекают ритмическая упругость и неожиданность контрастов, блеск фортепианного письма» (см. 41, с. 18).

Второй концерт для фортепиано с оркестром отделен от Первого более чем тремя десятилетиями, творчески чрезвычайно насыщенными в биографии композитора. Особенность, неповторимость концерта, его непохожесть, единичность определены прежде всего связью его музыкальных образов с современностью.

Нынешний век богат космическими событиями. Блестяще совершенные впервые в мире полеты советских космонавтов в 70-е годы уже рассматривались не как уникальные эксперименты, а как планомерное расширение теоретических исследований, кругозора людей нашей планеты. Многие советские композиторы посвятили свои произведения этим великим открытиям, воспевая пытливую человеческую мысль. Среди таких сочинений были симфонии, вокальные циклы, симфонические поэмы, огромное количество песен. К ним принадлежит и Второй концерт для фортепиано с оркестром Т. Н. Хренникова. Красивый, сложный и увлекательный духовный мир активно действующего высокоинтеллектуального современного человека — мыслителя с сильными чувствами и романтически приподнятыми мечтами, первооткрывателя неизведанных пространств вырисовывается в музыке концерта.

Но не с темы мечты начинается концерт. I часть — «Интродукция» — открывается волевой, спокойно-уверенной темой. Действенно-напряженная решительная сила свойственна ей. Сначала изложение одноголосно; диссонантность создается внутриинтервальная; и хотя мелодическое построение таково, что в нем есть опора на русские народно-романсовые секстовые интонации, хроматизм вносит ощущение непрекращающегося нагнетания. Затем появляется двухголосие — устремленность мелодии баса вверх способствует тому, что внешне бесстрастный собранно-строгий рисунок наполняется динамикой. Трехголосие следующего предложения приводит к изложению темы секстами и окончанию первой волны.

Следующая эмоциональная волна (после цифры 2) — еще более непреклонная и активная: чем дальше идет развитие, тем властность и целеустремленность проявляются сильнее, тем плотнее становится аккордовая фактура, тем темпераментнее, значительнее и напряженнее выявляется логика развертывания. Сосредоточенные, лаконичные, сдержанные фразы знаменуют трудное восхождение по ступеням вверх. Это постепенное напряженное постижение конечной цели обретает жизнеутверждающий ритм; пульс движения учащается, преодоление препятствий силой молодости из категорий логически-рациональных переходит в эмоционально-динамические.

Ощущение независимости… Может быть, стремление к мечте, а может быть, достижение ее и вновь обретение сил для утверждения новых идеалов… Восторг творческой свободы и бесконечности… Неожиданность открытия, неиссякаемая одухотворенность поэтики непрерывного потока мыслей… Словом — неоднозначность начала второго раздела (цифра 4). Воспевание обретенной красоты — таково значение новой темы мечты, раскрывающей щедрость, широту души русского человека.

Неожиданность «срабатывает» безошибочно ярко: до-мажорное трезвучие с малой ноной ре-бемоль после нагромождения сложных по структуре септаккордов звучит как кульминация радости и вдохновения. Вступление струнной группы оркестра (цифра 5) с выразительным контрапунктом скрипок — мелодическим вариантом устремленной вверх басовой темы из двухголосия первого раздела — и с напряженными фразами альтов и виолончелей придает всему второму разделу глубину, ощущение живой страстной человеческой мысли.

Свежесть дыхания, новый подъем чувств приносит заключительное построение, о котором верно сказала музыковед О. Левтонова: «Настойчивое повторение одной и той же высокой ноты (ре-бемоль), порученное звонкоголосому по тембру ксилофону, как бы имитирует позывные космических кораблей. Эта невольная ассоциация в сочетании с охватом большого звукового диапазона… еще более усиливает впечатление безграничности простора, в котором, словно постепенно отдаляясь, растворяются последние звуки столь многозначительного символического сигнала — неизменного спутника нашего века» (37, с. 75–76).