Юлия Красовская - Человек и песня

Перед выездом на промыслы, перед отходом судов в море (в мае месяце) собирались кружания — хороводы, в которых пели и плясали неженатые парни и девушки, а пожилые люди присутствовали в качестве зрителей, иногда включаясь в общий хоровод.

Пели и плясали везде, где условия позволяли: на рыбных промыслах, на тонях, на невоженье (ловля неводом), во время уборки сена и конечно же в праздничные дни.

Все эти, можно сказать, массовые мероприятия проводились по собственной инициативе поморов, при полном отсутствии каких-либо культурно-просветительных учреждений (не считая школ и библиотек, которые у нас были).

Новы [21] Новы — иные, некоторые, кое-кто (диалект.). считают: северяне-де раньше были—темнота. А ведь неправда. Я вот в 1920—1930 годах при работе в партийных и советских органах в волостях Терьского берега неоднократно знакомился с некоторыми архивными материалами волостных правлений. В этих архивах хранились протоколы сельских и волостных сходов и другие документы, из которых видно, что во второй половине XIX века и в начале XX века почти во всех селениях выносились решения, возбуждались ходатайства перед губернскими чиновниками о разрешении открытия начальных школ (а в некоторых — даже об открытии мореходных и ремесленных училищ)... Уже в XIX веке в наиболее крупных селениях побережья были открыты начальные школы. Например, в Варзуге — в 1884 году, в Тетрине — 1890-м, в Кашкаранцах — 1891-м, в Умбе — 1892-м, в лесопильном поселке — 1900-м, в Чапоме — в 1895 году. А в Кузомени в 1862 году было открыто сельское училище (второе по масштабу и значению на Кольском полуострове после Колы). Как правило, все хозяйственные расходы по строительству и содержанию школ были за счет и по инициативе крестьян.

Но и до этого среди поморов широко распространена была грамотность. Сохранился рукописный «Варзужский соборник», составленный неким Ондрианом в период царствования Бориса Годунова (1598—1605). В этой книге тридцать шесть литературных произведений. Среди них — «Сказание о яйце», дающее картину представления о мироздании, соответственную тому времени. Притча о календаре: «О некоем царе, которому служат четыре правителя, двенадцать князей и триста шестьдесят пять домочадцев». Повести о нашествии татар на Рязань и о защите Пскова от войск Стефана Батория. Здесь же и житейские наставления и поучения... Многие поморы Терьского побережья постоянно вели записи событий местной жизни. Накопленный большой опыт мореплавания — сведения о морских путях, течениях, ветрах, о явлениях природы (погодных приметах) — и в связи с этим о приметах скопления морского зверя, рыбы. Все это и многое другое поморы вносили в свои рукописные книги. Так, составлялись лоции — пособия для плавания по морям, житейские «поучения», записи исторических событий, хроника жизни села. В 1960 году экспедиция Института русской литературы АН СССР нашла на Терьском берегу несколько десятков старинных книг...

Ну, вот,— сказал, снимая очки и будто виновато щурясь,— две жизни, почитай, дочушка, нать просидеть со мной, штобы мне хоть часть нашей истории порассказать, а тебе — записать...»

Впереди у меня еще много встреч с Петром Ивановичем Пироговым, с Анастасией Ивановной Катариной, с районным поселком Умбой-Лесным. Я побываю здесь и осенью, и слепяще солнечным летом (будто нарочно выдалось, чтобы опровергнуть устоявшиеся представления о Севере), и весной, которая сюда приходит в июне.

Но не сразу осознаю я, что ответственный партийный работник Петр Иванович Пирогов с его постоянным стремлением написать полную картину народной жизни со времен возникновения первобытной человеческой культуры на беломорских берегах до разгадки звучания, смысла и значения всех диалектных терских слов («рокан-кофтан прежде был мужськой. Терчане носили. Так терчан роканами и прозвали. Дразнилка была: рокана, рокана! У вас непарны рукава»). От древних обрядов, поверий, сказаний, игр, песен, сказок, способов лечения грыжи, ловли рыбы, постройки домов до демократических принципов сельского самоуправления, до истории партийной организации Терского побережья и до истории социалистического строительства — не сразу пойму я, что человек этот, по существу, — все тот же прирожденный, потомственный народный историк-летописец, что и его далекие предки. Только на новом, современном уровне. Летописец, постоянно чувствующий себя в неоплатном сыновнем долгу перед десятками и сотнями поколений отцов и дедов и перед будущими поколениями. Летописец, протягивающий животворные нити кровных связей между прошлым, настоящим и будущим. Такой человек всем существом своим твердо знает диалектическую истину: без корней истории угасает, сохнет жизнь древа настоящего; без истории, без вчера не могло бы возникнуть и сегодня; всякое настоящее в свой черед необратимо станет прошлым, дав корни будущему...