Генрих Ланда - Сборник

– Зачем же мстить за слабость?

– Нет, это мстила ему судьба, приготовившая ему такой путь, Христос ему не мстил, он даже назначил его потом на очень почётную должность, сделал его смотрителем рая, держателем ключей… А это, вот здесь – это уже библейский сюжет, "Жертвоприношение Авраама". Бог решил проверить его преданность и велел принести в жертву сына Иакова. Вот здесь показывается, как посланный богом ангел удерживает Авраамову руку с ножом в последний момент…

– Всегда такой… как это…такая жестокость, и в старое время, и теперь. Бывает, что мне ночью снится война, это такой страшный сон!

– Но ведь вы же войны не видели, как она вам снится?

– Как огромная пропасть, вся заполненная огнём.

– А мне – как чёрное ночное небо, и в нём, в полной тишине, неподвижные страшные аппараты фантастической формы. И я знаю, что это война, и очень жутко…

Мы вышли на набережную, когда солнце уже стояло низко над силуэтом василеостровских зданий. И в очередной раз стояли напротив друг друга, она – подняв подбородок и с готовностью глядя в глаза.

– Дангуоле, что вы хотите: или мы сейчас пойдём в хорошее кафе и посидим там неспеша, или используем оставшееся время, чтобы пройти по Васильевскому острову и ещё где успеем? Я знаю, у вас болят ноги, но…

– Да, конечно, в кафе – хорошо. Но… но давайте всё-таки пойдём, ничего, я могу!

Дворцовый мост, невские волны подсвечены медью закатного солнца, очень нехватает парусных флотилий восемнадцатого века. Биржа, Кунст-камера, здание Двенадцати коллегий, где, увидев перспективу открытой галлереи первого этажа, она ахнула: "Как жалко было бы, если бы мы сюда не пошли!" Однако университетская столовая не работала, и мы опять тронулись дальше натощак. Горный институт, сквер с очередным памятником; самое низкое место набережной, где первая вода наводнения заливает трамвайные рельсы; египетские сфинксы, такие скромные издали и такие громадные вблизи. Она говорит – как здесь много интересного, ей хочется приехать сюда с сыном, она всё время вспоминает про него; она написала письмо домой, но носит с собой, забывает опустить его в ящик.

Мост Лейтенанта Шмидта, вид на морские причалы в устье Невы, портальные краны. И опять левый берег.

– Дангуоле, что вы хотите: или мы покупаем булку в этой булочной и идём дальше, или мы ищем столовую?

– Покупаем булку в этой булочной и идём дальше.

Булка, поделенная на двоих, оказалась очень удачной. А Дангуоле смотрит на меня с изумлением:

– Как вы едите булку?!!

– А что? Так гораздо вкуснее – сперва выковырять мякиш, а потом съесть корку. Я всю жизнь так ем. Ещё моя нянька не шла со мной гулять без пятака на булку.

– Но ведь мой сын ест точно так! И я его за это ругаю.

– Зря ругаете. Лучше попробуйте сами тоже, увидите, как хорошо.

Мы входим в зону тихих узких каналов, расходящихся запутанным узором в разных направлениях. В одном месте они даже создают остров, на котором стоит наглухо заколоченное старое здание, похожее на замок, в его внутренний двор можно только заплыть по воде. Эти места назывались когда-то Новой Голландией, говорю я.

По мутному каналу плавают дикие утки, Дангуоле бросает им через перила куски булки, следя, чтобы всем досталось по справедливости. Здесь тихо и безлюдно.

Дангуоле почему-то смеётся.

– Всё надо мной смеётесь?

– Нет…

Она неожиданно обхватывает мою руку и прижимается на мгновение лбом к моему плечу:

– Просто мне никогда в жизни не было так хорошо…

– Ещё бы, свежая булка на свежем воздухе… А хотите.. там впереди будет Никольская церковь, действующая, мы можем зайти…

– Очень хочу.

В Никольской церкви нас почему-то принимают за иностранцев; какой-то мужчина, ходивший без верхней одежды, в одном костюме, подошёл к нам:

– Sind sie Ausl?ndern?

– Nein, nein, – с перепугу по-немецки ответил я.

– Gehen Sie, bitte, oben, am nachste Flor.

– Danke sh?n…

Taк я узнал, что у Никольской церкви есть второй этаж, где и находится алтарь.

Теперь стал понятным её необычный внешний вид, фасад с балконом.

Уже приближались сумерки, когда мы вышли из церкви. Дома превратились в силуэты, а неподвижное зеркало канала, вдоль которого мы молча шли – в яркожёлтую ленту на тёмном фоне. Ленту замыкал круто изогнутый мост, под его аркой было совсем черно, словно это был вход в иной мир, логическое завершение нашего пути, и не поэтому ли мы шли всё медленнее, и попрежнему молча, словно колебались – не остановиться ли, пока ещё есть время.