Шмуэль-Йосеф Агнон - До сих пор

Кицинген стукнул кулаком по столу и крикнул:

– Я запрещаю вам говорить такое!

– Вспыльчивый немчик! – насмешливо сказал Алтер-Липа. – Ему не нравится, как я говорю. Разве тебе не известно, что всякое слово, которое выходит из уст еврея, – даже ангелы и серафимы затруднятся его понять как следует, потому что речи Израиля глубоки и сверхглубоки, и даже полслова еврея содержит больше мудрости, чем все книги всех философов, которые были у других народов со времен Аристотеля и до наших дней? Но это только при условии, что еврей следит, чтобы его рот и язык не пачкались от грязи сплетен, лжи и злословия.

– Если этот человек сию минуту не замолчит, я отказываюсь от сделки! – крикнул Кицинген.

– Если ты откажешься, – сказал Алтер-Липа, – мы обойдемся без тебя.

– А деньги где мы возьмем? – спросил Юдл.

– Всегда у них на уме нажива, – укоризненно сказал Алтер-Липа. – Деньги, деньги и деньги. Как мудры были слова святого ребе из Ропшица [94], да защитит нас праведность его, который сказал: даже когда они молятся и говорят увхен тен пахдеха [95], они имеют в виду деньги, гелт они имеют в виду, потому что по гематрии [96] пахдеха и гелт имеют одно и то же число.

– Если ты такой умный, – сказал Юдл, – так покажи нам свой ум и скажи, как делать дела без денег.

– Уже был у нас такой случай в нашем городе, – сказал Алтер-Липа, – что один водонос, бедный из бедных, даже ведра для воды у него были одолженные, вдруг взял и выиграл в лотерею, хотя ни одного гроша не поставил. Может, это было чудо? Ничего подобного. Проще простого. А ведь все те рассказы о чудесах, которые вы слышали, они против этой истории все равно как та последняя вода, которой предписано ополаскивать руки после еды [97], против самого большого моря.

Кицинген вытащил из кармана часы и сказал:

– Когда стрелка дойдет до одиннадцати, я оставляю вас и все ваши майсес и ухожу отсюда.

– Ай-ай-ай! – воскликнул Алтер-Липа. – Такие часы – было бы это в наших местах, в Галиции, мы бы их отдали в заклад и купили на эти деньги медовухи. Достопочтенные, обратили ли вы внимание, что здесь, в Ашкеназе, вы нигде не найдете ни капли медовухи?

– Разве только этого нет в Ашкеназе? – вздохнул Нахум Бейриш. – Не понимаю, ради чего Господь наш, благословен будь Он, вроде бы даже спешит помочь этим их генералам побеждать во всех войнах. Торы здесь нет, страха Божьего здесь нет, хасидов здесь, уж конечно, и в помине нет. Думается мне, что Господь наш, благословен будь Он, имеет, наверно, целью забрать землю у этих мусковитн [98], чтобы перебрались оттуда сюда все праведные и богобоязненные евреи и вернули бы Тору и заповеди ее на их законное место, потому что раньше Ашкеназ всегда был местом Торы и страха Божия. Но если такова воля Господа, благословен будь Он, как же тогда Полин и Райсн [99], ведь тогда они совсем опустеют от евреев?

– Опустеют так опустеют, – сказал Алтер-Липа, – все из-за врагов наших, из-за миснагдим литовских [100], которые в Полин, и из-за этих коцких лжехасидов, которые в Райсн.

Кицинген вскочил из-за стола:

– Прощайте, господа.

– Куда вы спешите? – сказал Юдл. – Как раз сейчас, когда пришел наш друг, который знает книги доктора Леви и навестил его вдову, стоит услышать от него, чего стоят те книги, которые оставил покойный. – И, посмотрев на меня, добавил: – Ты, конечно, уже понял из нашей беседы, что мы хотели бы купить эти книги у вдовы. Как ты полагаешь, стоит нам затевать это дело?

– Стоит – не стоит, не в этом дело, – перебил его Алтер-Липа. – Главное не в самом деле, а в благословении и удаче, которые пошлет нам Господь в этом деле, благословен будь Он. Но что это, ты тоже уходишь? Погоди. Я должен тебя кое-что спросить. Скажи мне, этот доктор Миттель – он, случаем, не из коцких хасидов? Мы в Галиции даже слово «Коцк» боялись произносить по ночам, потому что Коцк – это, как всем известно, то же, что шед , то есть нечистая сила. Я слышал, что ты с этим Миттелем на короткой ноге. Так если так, передай ему – уважаемый доктор, оставь эти коцкие глупости и скажи судье: хасидская беседа это хасидская беседа и не было там ни клятвы, ни даже тени от клятвы, а просто самый обыкновенный разговор между двумя друзьями-хасидами. Достопочтенные, вы все меня знаете, как я остерегаюсь сказать лишнее слово. Но сейчас я просто вынужден вам сказать, и ничто меня не остановит от того, чтобы вам сказать, и вам стоит услышать то, что я вынужден вам сказать, потому что это истинная правда: каждый хасид, который не настоящий хасид, он или коцкий хасид, или брацлавский хасид.