Шмуэль-Йосеф Агнон - До сих пор

Навстречу мне выбежала вприпрыжку маленькая девочка – смуглая, с красивыми умными глазками – и спросила: «Кого господин ищет?» – «Твоего дедушку я ищу, моя милая», – сказал я. Она прыснула со смеха и закричала: «Слышишь, мама, этот тоже думает, что я папина внучка!»

На ее возглас вышла Песл-Гитл, жена Юдла, женщина лет пятидесяти с лишним, одетая, как всегда одевались женщины из видных еврейских семей на западе Галиции, когда в их доме собирались гости. Увидев меня, она сказала:

– Вот настоящий друг – не забывает тех, кто его любит. И мы тоже тебя не забыли, дорогой. Когда ты приехал, где остановился? Смотри, а эта война все тянется себе, да? Если так будет продолжаться, скоро весь мир, не приведи Господь, будет в развалинах. Четыре кровати наших четырех зятьев стоят пустые. А наши младшенькие тем временем растут, дай им Бог здоровья, но женихов нет, и сваты не приходят. Прямо как злобный зверь, эта война, – убивает и убивает. Лучших сыновей уже сожрала. Прямо конец всему живому. Ну, подумай, какой смысл забирать молодых и посылать их на убой? А где же наши праведники? Бросили нас на произвол судьбы, а сами молчат.

– Оставим войну, – сказал я. – Поговорим лучше о веселом. Как поживает госпожа и как поживает реб Юдл? И как поживает Блюма, и как поживает Ривчи, и как поживает Эстер, и как поживает Шейнделе, и как поживает Итли, и как поживает Тамар? И что слышно у Берты, и что нового у Рейзеле, и как дела у Аманды?

Песл-Гитл посмотрела на меня с уважительным удивлением и сказала:

– Ей-богу, один ты из всех наших друзей знаешь имена всех наших дочерей, чтоб они были нам здоровы. Мало того что ты знаешь их имена – ты еще перечислил их всех по порядку возраста.

– Как же мне их не помнить? – сказал я. – Таких красивых девушек, как у Бидеров, легко запомнить.

Песл-Гитл развела руками от восхищения. Как ей было знать, что я запомнил этот порядок просто по первым двум словам Торы [80]. Попроси она меня отличить одну ее дочь от другой, я бы не смог – все они были одинаковы, как по внешности, так и по росту и красоте.

Поудивлявшись силе моей памяти, она взяла смуглую девочку за руку и сказала:

– А это наша младшенькая. Она родилась позже всех, и мы ее прозвали Чарни [81], самое подходящее для нее имя, потому что она черная-черная, прямо, как сажа в печке. Однако признаюсь тебе, что я от нее имею, слава Господу, большое удовольствие, потому что, если бы не она, сидеть бы мне одной-одиношенькой, ведь прочие наши дочки повырастали уже, слава Господу, и каждая занята своим делом – та в Народном доме, та вечерними уроками, та рисованием, та музыкой, а та помогает людям, и ты только представь себе – сидела бы я, старуха этакая, одна во всем доме, упаси Господь. Чарни, родненькая, беги, скажи отцу – гость к нам пришел, только не говори, кто именно, а просто скажи – хороший человек пришел.

– А как вас зовут, господин? – спросила Чарни. – Не бойтесь, я не скажу папе, вы только мне скажите.

– Разве можно утаить от отца то, что ты сама узнала? – сказал я.

Она обхватила обеими руками шею матери и шепнула ей на ухо:

– Мама, как его зовут?

– Не говори «его», – сказала Песл-Гитл. – Нужно говорить «как зовут этого господина?»

– Ну, хорошо, – сказала Чарни. – Пусть будет «как зовут этого господина?».

– Если он сам не хочет назваться тебе, – сказала Песл-Гитл, – как я смею назвать тебе его имя?

– Вы просто оба не знаете, как его зовут, – весело воскликнула Чарни. – Вы оба ничего не знаете!

В этот момент в коридор вышел сам Юдл. Поначалу он приветствовал меня довольно холодно.

– Что нужно господину в такое позднее время? – спросил он. Потом присмотрелся, узнал меня, всплеснул руками и воскликнул: – Шалом, шалом! Воистину не иначе как Провидение привело тебя к нам. Я как раз только что, буквально сию минуту, упомянул твое имя. Если это не чудо, то я просто не знаю, что такое чудо. Пойдем, там у меня сидят двое дорогих друзей. Если бы они знали, что ты здесь, они бы вышли тебе навстречу с танцами и барабанами. Чарни, что это – ты до сих пор не спишь? Иди в постельку, жизнь моя.

– Папа, – сказала Чарни, – этот господин сказал, что ищет моего дедушку.

Юдл погладил ее по голове и повернулся ко мне:

– Вот, в тот самый день, когда я достиг шестидесяти лет и понял, что уже не умру преждевременной смертью за грехи свои [82], принесла мне жена, дай ей Бог здоровья, еще одно благословение в жизни, в дополнение к тем девяти девочкам, которые она мне уже принесла. «Ну, что это ты действительно, Песл-Гитл? – сказал я ей. – Если уж ты решила потрудиться и еще раз приняла на себя бремя беременности, почему бы тебе не принести мне на этот раз сына?» Но женщины – у них ведь и ум женский, вот она и принесла мне еще одну девочку. Но как бы то ни было, ничего не скажешь – умница она, наша малышка, а что она красивее всех других девочек в мире, это и говорить не нужно, ты и сам видишь. А сейчас, моя сушеная слива, мой черный перчик, цыганка-уродская-африканка, мурзилка малая замурзанная, скажи мне: «Спокойной ночи, папа», а маме скажи: «Мама, уложи меня спать и послушай, как я читаю молитву перед сном», и, если ты это сделаешь, обещаю тебе, что ты увидишь такой сон, который снится только хорошим девочкам.