Шмуэль-Йосеф Агнон - Вчера-позавчера

Сидит себе Горышкин, товарищ наш, и читает новую книгу, которую по доброте своей дал ему библиотекарь прежде, чем прочитал сам. Голова его погружена в книгу, и кончики усов его бегут от строчки к строчке, как указка в руках учителя, и он не замечает ни Соню, ни Ицхака. Ицхак, не видевший его со дня их первой встречи у Рабиновича, хотел подойти к нему и спросить, как его дела, но неловко ему было оставить Соню. А Соня ничего не замечала. Ей не приходило в голову, что ради такого человека, как Горышкин, кто-нибудь может оставить ее.

Рядом с Горышкиным сидел молодой человек со стаканом чая. Он пил понемножку, каждая копейка у него на счету, и вынужден он считать этот стакан за два. Много дней бродил он без работы, пока не обессилел от вынужденного безделья и от голода; под конец нашел себе дело, но как только приступил к работе, заболел. Собрал все свои силы и не обращал внимания на болезнь, ведь если бы заметили, что он болен, его бы сразу уволили. Временами ему удавалось победить болезнь, временами – болезнь была сильнее его. Внезапно очутился он в больнице. Пролежал там два месяца и выписался. Не ошибся ли в нем врач, сказавший, что он здоров? Если врач и заблуждался, он – не заблуждался. Все члены его дрожат от слабости, и все внутренности истерзаны. Держал он свой стакан и отпивал капля за каплей, прилипая губами к стакану. Сидел так за своим чаем и думал: опять я болен, а поскольку выписали меня из больницы, назад не положат. Что же мне делать? Вернуться на работу я не могу, ведь я болен, и сидеть без работы я не могу, потому что нечего мне есть. Что же будет со мной? Если нет еды, нет сил. А если нет сил, нет еды. Сбылось твое предсказание, отец, когда ты сказал, что у твоего сына умелые руки и что суждено ему стать ремесленником, а не коммерсантом, но не суждено ему быть богатым человеком, и дай-то Бог, чтобы не пришлось ему голодать. Предсказание твое, отец, сбылось, благословение твое не сбылось. Огляделся он вокруг. Там – говорят о политике, а там – беседуют о литературе. И тут и там нет никого, кто бы мог одолжить ему лишнюю копейку в его отчаянном положении.

Но не все посетители таковы. В то время как этот сидит и горюет, сидит здесь Пуа Гофенштейн и радуется; получила она добрую весть, что ее брату удалось бежать из Сибири и он уже на пути в Эрец Исраэль. И Осип Ганрехстан, друг ее брата, радуется вместе с госпожой Гофенштейн. Сидит Осип, опершись на свою толстую трость, ту самую трость, по поводу которой шутили, что трость все толстеет, а хозяин худеет изо дня в день. Осип не выказывает радости, а лишь хмыкает. Однако трость говорит нам о его радости, иначе с чего бы ей плясать в его руке?

Осип худеет и чахнет, и нет в этом ничего удивительного. Ведь покинул Осип страну огромную и просторную и прибыл в эту маленькую страну, закрытую для него наглухо. Арабы говорят на языке, которого ты не слышал никогда. И евреи разделяются по общинам и по языку, и каждая община сама по себе и говорит на своем языке. Сефарды, и ашкеназы, и йемениты, и марокканцы и т.д. и т.п. – поневоле ты должен отказаться от общения с теми, языка которых ты не знаешь. Не остается для тебя никого, кроме ашкеназов. Да и тех, если ты пересчитаешь всех, хватит только на средний город в России. И они тоже разобщены. Жители Старого ишува, для которых смысл их пребывания в Эрец Исраэль – быть погребенными в ее земле, и жители Нового ишува: фермеры, землевладельцы – с одной стороны, и босяки, у которых ничего нет, с другой стороны. Здравый смысл подсказывает, что босяки должны видеть в фермерах врагов, так нет ведь, они помогают увеличивать владения фермеров, а ты не можешь вступить с ними в дискуссию, раз ты не говоришь на святом языке. Есть тут и другая беда: нет у тебя возможности заработать на жизнь. Правда, надо сказать спасибо госпоже Пуа Гофенштейн, что она кормила и поила его за своим столом, спасая его от голода ради его дружбы с братом. Но хотя еда и питье лучше голода и жажды, не радуется он по-настоящему: ведь сидишь ты перед ней и чувствуешь, как погружаешься в изнеженное буржуазное болото, от которого ты бежал.

Были в клубе и другие посетители. К примеру, княгиня Мира Рамишвили-Карцонельон и Маша Ясиновски-Карцонельон, бывшие жены Витторио Карцонельона, знаменитого пианиста с мировым именем, которые открыли совместно шляпный салон. Что же побудило их прийти? Очень просто. Зашла к ним Цина Дизенгоф [27]подправить себе шляпку на зиму и рассказала, что ей попалось в газете имя князя Рамишвили. А князь Рамишвили был первым мужем Миры, до того, как она познакомилась с Карценельоном. И вот пришла она вместе со своей подругой Машей почитать в газетах, что пишут о нем, о князе. Напротив них сидел Саша Тугенгерц, получивший недавно хорошую должность в русском консульстве. Но пока еще не был Саша представлен консулу.