Владислав Броневский - Два голоса, или поминовение

Как потом обустроить державу
пусть Сикорский с Коґтом обсудят.
Я хочу вернуться в Варшаву.
Все равно. Пусть будет что будет.

Была бы в руках винтовка,
что осечки в бою не даст, —
и что мне песок ливийский, что мне сибирский наст,

что мне лагеря и тюрьмы, голод, цинга, скитанья —
как хлеб и патроны, радость кладу я в солдатский
ранец!

Мне ни к чему награды, ни к чему мне венки и слава,
мне бы крепкие сапоги, чтоб в них дойти до Варшавы.

Хочу, чтобы грохотал по священной варшавской
брусчатке
каблук, что выщерблен в Нарвике, в Тобруке в песок
впечатан.

Много дорог позади, чужбина осталась в прошлом,
любая земля была польской под солдатской подошвой!

Что богатство – ведь мне ничего, кроме песен, не надо,
мой дом в сентябре разрушили семь немецких снарядов.

Яблони да цветы – возле дома был сад...
Я вытащу из земли все семь немецких гранат!

И поцелую землю – ту, что любил я с детства,
а если рухну, то в Польше – на наш песок мазовецкий.

Что мне тревоги, приятель! Нынче до края земли
наши летят эскадрильи, наши плывут корабли.

Мы всему миру покажем, что достойны своей страны —
была бы в руках винтовка. А ещё – сапоги нужны.

Вроде бы люди добры и спокойны,
вроде бы им ненавистны разом
беснования, казни и войны.
В людях – вроде бы – творческий разум...

Тихо стою средь резьбы и глазури.
Как я попал через дальние страны,
тюрьмы, скитанья да всякие бури
в этот последний дворец Тамерлана?

...Мчались по Персии конные орды,
мечеть за мечетью, за домом дом —
рушили, рушили, рушили к черту —
так же, как нынче: огнем и мечом!

Силы монгольской всё больше и больше —
рвы или стены – всё нипочем!
Русь и Багдад, Украину и Польшу —
так же, как нынче: огнем и мечом!

Смерть оборвет победные громы.
В память об огненной круговерти —
возведут мертвецу хоромы.
Жалобы жизни – спишутся смертью.

Гибнут народы, гибнут поверья,
гибнут империи и твердыни,
гибнут завоеватели-звери
вместе с воинствами своими.

Как всё закручено в человеке!
Немощна память, немощно слово!
В землю уходят кровавые реки,
кости становятся зеленью новой.

Хочется верить: добры и спокойны, —
люди придут на пахоту жизни,
чтобы отбросить казни и войны.
Чтобы поверить себе... И Отчизне.

Строй кипарисов,
а ниже – олив трепетанье.
Горы волшебные вижу
и солнца сиянье.

Светятся жидким топазом
в долине потоки,
с гор устремились и сразу —
к сказкам далеким.

Мчатся дорогой истории
несытые войны...
Бешено мчатся моторы
по нивам спокойным.

Орды нахлынут злые,
растопчут границы,
в эти пласты нефтяные
кровь просочится.

Персия! Мирные песни
несутся еще над тобою...
Ты, как Польша, чудесна
перед сентябрьской грозою.

В Дамаске – как в Завихосте
или как в Вышегроде.
Смотрю с моста,
гляжусь в воду,

носит меня по свету
с пустым, как всегда, карманом
в battle dress [6] Военный мундир (англ.). одетым
Polish Forces [7] Польские вооруженные силы (англ.). – капитаном.

Фиалки цветут в Дамаске —
весна. Мне очень жалко,
что я, словно черт из сказки,
в шапку не вдел фиалку!

Город белый, белый,
легкий, словно пушинка,
день слагаю целый
лирическую чепушинку,

и видится все яснее
время свиданий нежных,
когда в Уяздовской аллее
дарил я милой подснежники.

Мы строить башню свою
у рек Вавилонских не станем,
мы в Польшу – солдаты в строю —
маршем идти не устанем.

Не верь аравийской звезде,
и верить гаданьям не нужно.
С тобой карабин везде —
служба.

Здесь нефть устремилась ввысь
без посоха Моисея.
Крылатая стая, несись,
на Вислу несись быстрее.

Самолетов и танков строй,
бешеный от бензина,
мы поведем с тобой
с песней про Буковину.