Джон Голсуорси - Девушка ждёт

После обеда священник отвел Динни в сторону.

– Моя милая Динни, – если вы разрешите вас так называть, – что вы на это скажете? И что говорит ваша матушка?

– Нам обоим это напоминает детский стишок: «Филин и кошечка поехали кататься по морю…»

– «…в красивой зеленой лодочке». Все это так, боюсь только, что у Джин и вашего брата нет «целой кучи денег», как у филина и кошечки. Однако, – добавил он задумчиво, – Джин хорошая девочка и очень… м-м… энергичная. Я рад, что наши две семьи снова… м-м… соединятся. Мне ее будет недоставать, но нельзя же быть… м-м… эгоистом.

– Не знаешь, где найдешь, где потеряешь, – рискнула сказать Динни.

В голубых глазах священника мелькнул веселый огонек.

– Да, – сказал он, – нет худа без добра. Джин не хочет, чтобы я был посаженым отцом. Вот ее метрика на случай… м-м… если возникнут вопросы. Она совершеннолетняя. – Он передал Динни пожелтевшую бумажку. – Господи боже мой! – вздохнул он от души. – Господи боже мой!

Динни так и не решила, стоит ли его жалеть. Скоро они снова отправились в путь.

Высадив Алана Тасборо у дверей его клуба, обе девушки поехали дальше в Челси. Телеграммы Динни не посылала, надеясь на свое счастье. У дома на Окли-стрит она вышла из машины и позвонила. Дверь открыла пожилая горничная, лицо у нее было испуганное.

– Миссис Ферз дома?

– Нет, мисс, дома капитан Ферз.

– Капитан Ферз?

Оглядевшись по сторонам, горничная зашептала:

– Да, мисс; мы совсем голову потеряли; не знаем, что и делать. Сегодня днем является вдруг капитан Ферз, а нам ничего и не говорили. И хозяйки нет дома. Ей принесли телеграмму, а ее взял капитан Ферз; потом кто-то звонил ей два раза по телефону, но передавать ничего не велел.

Динни подыскивала слова, чтобы спросить про самое страшное.

– Как… как он выглядит?

– Не знаю, что и сказать, мисс. Ни словом не обмолвился, только спросил: «Где хозяйка?» Выглядит-то он неплохо, но мы ведь ничего не знали, вот мы и боимся; дети дома, а где хозяйка – не знаем.

– Подождите минутку, – сказала Динни и вернулась к машине.

– В чем дело? – спросила Джин, выходя к ней.

Девушки посовещались на тротуаре, а в дверях стояла горничная и не сводила с них встревоженных глаз.

– Надо разыскать дядю Адриана, – сказала Динни. – Ведь тут дети.

– Поезжай, а я войду и подожду тебя. У горничной такой испуганный вид.

– Кажется, он был буйным, Джин; знаешь, а вдруг он сбежал?

– Бери машину. Ничего со мной не случится.

Динни сжала ее руку.

– Я возьму такси; тогда у тебя будет машина, если придется уехать.

– Хорошо. Объясни ей, кто я такая, и поезжай. Уже четыре часа.

Динни кинула взгляд на дом и вдруг заметила в окне столовой чье-то лицо. Она видела Ферза всего два раза, но тут же его узнала. Забыть его было невозможно: лицо его было словно пылающий за решеткой огонь – резко очерченное, суровое, широкоскулое, с усами щеточкой; в густых темных волосах проступала седина, отливавшие сталью глаза беспокойно мерцали. Глаза эти уставились сейчас на нее с такой горячечной напряженностью, что у нее защемило сердце, и она отвернулась.

– Не смотри вверх! Он там, в окне, – сказала она Джин. – Если бы не глаза, он выглядел бы совсем нормальным…. Давай либо вместе уйдем, либо обе останемся.

– Нет, со мной ничего не случится, поезжай, – и Джин вошла в дом.

Динни поторопилась уйти. Ее потрясло это неожиданное появление человека, которого все считали неизлечимо больным. Она не знала, при каких обстоятельствах Ферза поместили в клинику, да и вообще знала о нем только одно – он совершенно измучил Диану перед тем, как окончательно свихнулся; она решила, что найти выход сможет только Адриан. Дорога в музей казалась нескончаемо долгой, но Адриан еще не ушел, и Динни сбивчиво ему все рассказала, а он только с ужасом на нее глядел.

– Ты не знаешь, где Диана? – спросила она в заключение.

– Вечером она будет у Флер и Майкла. Я тоже туда собирался. Но где она сейчас, я не знаю. Поедем на Окли-стрит. Все это как гром среди ясного неба.

Они сели в такси.

– Дядя, а ты бы не мог позвонить в клинику?

– Нет, сначала я должен поговорить с Дианой. По-твоему, он выглядит нормально?

– Да. Только глаза… но я помню, – они у него всегда были такие.

Адриан схватился за голову.

– Какой ужас! Бедная моя девочка!

У Динни заныло сердце: ей было мучительно жаль их обоих.

– Как страшно, – добавил Адриан, – что возвращение этого бедняги вызывает во мне только ужас. Господи! Плохо дело, Динни, плохо дело!