Джон Ирвинг - Правила виноделов

Доктор Гингрич с огромным удовлетворением наблюдал конвульсии, пробегающие по лицу миссис Гудхолл все время беседы с молодым доктором Буком, который, конечно, не признал в них чудаков, мимолетно виденных в гостинице городка Оганквита. Доктору Гингричу приятное лицо молодого коллеги кого-то напоминало, именно от этого он почувствовал к нему особое расположение. Но истовый миссионерский взгляд никогда бы не высек в его памяти тоскливое, мятущееся выражение в глазах молодого любовника, виденное им годы назад. Возможно, на зрение миссис Гудхолл повлиял нервный тик, но и она не признала в докторе Буке молодого человека из унылой оганквитской гостиницы. Скорее же всего, в ее подсознании прочно засела максима – служение детям и половая жизнь несовместимы.

Гомер не запомнил миссис Гудхолл и доктора Гингрича, потому что они ничем не поразили его воображения. Смесь желчи и неустроенности не так уж редко встречается в лицах людей. К тому же близость Кенди всегда застила ему окружающий мир.

Особенно совет поразило отношение доктора Бука к абортам: он заявил, что закон, разрешающий аборты, необходим и будет легальными средствами его добиваться. Но при этом, заверил он их, пока этого закона нет, он будет строго придерживаться существующего. Он верит в соблюдение правил и умеет им подчиняться. Попечителям нравились отпечатавшиеся на его лице следы невзгод и самопожертвования. Они узрели их в тонкой сетке морщин вокруг темно-карих глаз, в опаленной азиатским солнцем коже. Какой огромной ценой заплачено за спасение детей, умирающих от поноса! (Дело в том, что Гомер, добиваясь тропического загара, пересидел перед кварцевой лампой Кенди.) Но больше всего их порадовало заверение доктора Бука (религиозные убеждения – наивернейшая гарантия моральной стойкости, особенно в глазах миссис Гудхолл), что сам он никогда не будет делать аборты, даже если их и легализуют.

– Я просто не могу их делать, – солгал он не моргнув глазом.

Если закон когда-нибудь разрешит аборты, он будет посылать женщин к врачам «без предрассудков». Но по тону его было ясно, что эти врачи вызывают в нем отвращение. Несмотря на свою любовь к доктору Кедру, он верит, что аборты, которые тот делал, противны Божеским и человеческим законам. Отношение к доктору Кедру свидетельствовало о «христианском всепрощении» доктора Бука. Несмотря на многолетние споры об этом деликатном предмете, молодой миссионер проявил куда большую терпимость к Кедру, чем попечители. «Я всегда за него молился! – с жаром воскликнул доктор Бук. – И продолжаю молиться». Он едва сдерживал слезы – слабость, объясняемая, вероятно, перенесенным «легким подобием дизентерии». Совет, как и следовало ожидать, был этим растроган. Конвульсии в лице миссис Гудхолл достигли степени пляски святого Витта.

Когда же он высказал свое отношение к социалистическим взглядам сестры Каролины, у попечителей рассеялись всякие сомнения относительно назначения доктора Бука, если таковые когда и были. Он объяснил их тем, что горячая поборница справедливости по молодости лет подпала под чье-то дурное влияние. Он расскажет ей несколько эпизодов коммунистической герильи в Бирме, и это откроет ей глаза. Что до старых сестер и миссис Гроган, убедил совет доктор Бук, они еще несколько лет могут быть его добрыми помощницами. Закончил доктор Бук словами: «Самое главное – благотворное духовное воздействие», пролив бальзам на сердце доктора Гингрича.

Говоря это, доктор Бук протянул к ним раскрытые ладони; все в мозолях, они были не похожи на руки обычных врачей. Этот спаситель детишек, почтительно отметила миссис Гудхолл, наверняка помогал их отцам строить хижины или сажать деревья – словом, делал за морем тяжелую работу, какая там есть. Доктор Бук простер к ним руки как миссионер пастве или как добрый акушер, принимающий головку новорожденного, умильно думали, глядя на него, попечители.

А как удивительно благословил он их на прощание!

– Нга сак кин, – сказал он.

– Что это значит, переведите! – раздались возгласы.

Уолли, разумеется, научил его правильно произносить эти слова. В других он не был уверен, но в этих не сомневался. Он ошибочно думал, что это имя, так и объяснил Гомеру.

– Это значит, – сказал Гомер, ловя восхищенные взгляды слушателей, – да хранит Господь ваши души, которым не посмеет причинить вред ни один смертный.

Слова были встречены возгласами одобрения.

– И все это в одной короткой фразе! – воскликнула миссис Гудхолл.