Допивая остатки кофе, приготовленнаго для барина, мадò Антонія, нѣсколько успокоилась. Теперь она испытывала не страхъ, а глубокую скорбь объ участи дона Хаиме, словно ему угрожала смертельная опасность. Закончить такъ родъ Фебреровъ! И Господь потерпитъ это? Чувство презрѣнія къ барину вдругъ заступило мѣсто старииной нѣжности. Въ концѣ концовъ, бездѣльникъ, забывшій вѣру и добрыя нравы, спустившій остатки родового состоянія! Что скажутъ его слааные родственники? Какой позоръ для тетки, доньи Хуаны, благородной сеньоры, самой святой на островѣ, гордой, своими предками, которую одни въ шутку
другіе въ избыткѣ благоговѣйной почтительности называли «папессой».
– Прощай, мадò… Къ ночи вернусь.
Старуха ворчаньемъ привѣтствовала Хаиме, просунувшаго голову въ дверь на прощанье. Затѣмъ, оставшись одна, подняла рукн, призывая помощь Крови Христовой, Дѣвы Льюча, покровительницы острова, и удивительнаго въ Висенте Феррера, столько чудесъ сотворившаго, во время своего проповѣдничества въ Майоркѣ. Еще одно чудо свяитель – чудотворѣцъ! надо предотвратить чудовищное дѣло, замышленное ея сеньоромъ!.. Пусть скатится съ горъ глыба и навсегда преградитъ путь въ Вальдемосу; пусть опрокинется экипажъ, и дона Хаиме принесутъ четыре человѣка… все лучше, чѣмъ такой позоръ!
Фебреръ прошелъ черезъ пріемную, открылъ дверь на лѣстницу и началъ спускаться по мягкимъ ступенькамъ. Его предки, какъ вся знать острова, строили en grand. Лѣстница и подъѣздъ занимали третью часть нижняго этажа дома. За лѣстницей тянулась своеобразная итальянская ложа, съ пятью арками, покоившимися на тонкихъ колоннахъ, а по концамъ ея двѣ двери вели въ верхнія крылья зданія. По срединѣ ея перилъ, поставленныхъ на выступѣ лѣстницы, противъ сѣней, находился каменнный гербъ Фебреровъ съ большимъ желѣзнымъ фонаремъ.
Спускаясь, Хаиме палкой постукивалъ по песчанымъ камнямъ ступенекъ или дотрагивался до большихъ глазированныхъ амфоръ, украшавшихъ площадки лѣстницы: амфоры отдавали ударъ звучно, какъ колоколъ. Желѣзныя перила, окислившіяся отъ времени, распадавшіяся на покрытыя ржавчиной чешуйки, дрожали почти всѣми своими частицами при шумѣ шаговъ.
Подойдя къ подъѣзду, Фебреръ остановился. Безусловная рѣшительность, и твердость, обѣщавшая навсегда опредѣлить судьбу его имени, заставляла его съ любопытствомъ осматривать мѣста, no которымъ онъ раньше изо дня въ день проходилъ равнодушно.
Нигдѣ въ другихъ частяхъ зданія не напоминало о себѣ такъ рельефно былое благоденствіе. Подъѣздъ, громадный, какъ площадь, могъ вмѣстить въ себѣ дюжину каретъ и цѣлый эскадронъ всадниковъ. Двѣнадцать нѣсколько пузатыхъ колоннъ изъ мѣстнаго ноздреватаго мрамора поддерживали арки изъ кусковъ камня, безъ всякой внѣшней выкладки; надъ арками лежали черныя балки потолка. Мостовая была выложена голышами, поросшими мохомъ. Спокойствіе развалинъ царило въ этомъ гигантскомъ, пустынномъ подъѣздѣ. Изъ источенныхъ червями дверей старинныхъ залъ выбѣжала кошка и исчезла въ пустыхъ подвалахъ, гдѣ прежде хранились плоды жатвъ. Сбоку стоялъ колодезь, такой же древней постройки, какъ и дворецъ: отверстіе въ скалѣ, каменная загородка, разрушившаяся отъ времени, желѣзная башенка, выкованная молотомъ. По выступамъ красивой скалы живыми букетами росъ плющъ. Часто, мальчикомъ, Хаиме наклонялъ голову и смотрѣлъ внизъ, въ круглый, свѣтлый зрачекъ дремлющихъ водъ.
Улица была пуста. Въ концѣ ея, у глиняной ограды сада Фебреровъ виднѣлась городская стѣна, въ ней – ворота, съ деревянными поперечными брусьями въ аркѣ, напоминавшими зубы огромнаго рыбьяго рта. Въ глубинѣ этого рта трепетали зеленыя, свѣтлыя, отражавшія золото волны залива.
Пройдя вѣсколько шаговъ по голубымъ камнямъ улицы – тротуара не было, – Хаиме остановился и посмотрѣлъ на свой домъ. Отъ прошлаго оставалось лишь слабое воспоминаніе. Старинный дворецъ Фебреровъ занималъ цѣлый кварталъ, но съ каждымъ шагомъ вѣковъ и обѣднѣнія семьи, онъ сокращался въ своихъ размѣрахъ. Теперь часть его служила обиталищемъ монахинь; другія части были пріобрѣтены разными богачами, которые нарушили новѣйшими балконами первоначально выдержанное единство постройки: о немъ сввдѣтельсгвовала ровная линія навѣсовъ и крышъ. Сами Фебреры, запершись въ части дома, выходившей въ садъ и къ морю, принуждены были, для увеличенія дохода, уступить нижніе этажи владѣльцамъ магазиновъ и мелкимъ промышленникамъ. У главнаго портала, за стеклянными рамами дѣвушки гладили бѣлье; онѣ привѣтствовали дона Хаиме почтительными улыбками. Хаиме продолжалъ неподвижно созерцать старинный домъ. Какой красивый, несмотря на произведенныя ампутаціи и старость!..
Читать дальше