Френсис Фицджеральд: Возвращение в Вавилон

Они его ждали. Марион сидела за кофейным столиком в льстящем ей черном вечернем платье, намекающем на невосполнимую утрату. Линкольн ходил вверх и вниз, имея при этом выражение лица человека, который только что сказал речь. Они нервничали, так как он должен был поднять главный вопрос. И он незамедлительно это сделал.

– Полагаю, вы знаете, почему я встретился с вами, – по этой причине я приехал в Париж.

Марион поиграла с черными звездочками на своем ожерелье и нахмурилась.

– Я ужасно нервничаю, когда речь заходит о доме, – продолжил он. – И еще больше я нервничаю при мысли, что в нем будет Гонория. Я благодарен, что вы взяли ее к себе в память о ее матери, но теперь все поменялось. – Он помедлил и продолжил с еще большим чувством: – Для меня все совершенно поменялось, и я прошу вас еще раз все обдумать. Будет глупо отрицать, что три года назад я вел себя чертовски неправильно… – Марион сурово на него взглянула. – Но это все закончилось. Я уже сказал, что не пью больше одного стакана в день уже почти год, и я еще задумаюсь, пить ли его, так что проблема алкоголя в моем представлении остро не стоит. Вы понимаете, к чему я веду?

– Нет, – коротко ответила Марион.

– Я притормозил. Теперь все будет в должных рамках.

– Я понял, о чем ты, – сказал Линкольн. – Ты не хочешь признать, что тебя к этому по-прежнему тянет.

– Что-то вроде этого. Иногда я забываю об этом и вообще не пью. Но стараюсь все же не забывать. Так или иначе, я не могу позволить себе много выпивать в моем положении. Люди, которых я представляю, более чем удовлетворены тем, что я сделал, и я уговорил свою сестру приехать из Берлингтона, чтобы помогать по дому, и я ужасно хочу, чтобы Гонория жила со мной. Вы знаете, даже когда между ее мамой и мной было не все гладко, мы никогда не позволяли этому затронуть Гонорию. Я знаю, она любит меня, и еще я знаю, что я в состоянии позаботиться о ней… ну вот, я все сказал. Что вы об этом думаете?

Он знал, что предстоит битва. Она будет длиться час или два, и это будет непросто, но, если он превратит свою неизбежную обиду в сдержанное благоразумие бывшего грешника, он может в конце концов одержать победу.

«Сохраняй хладнокровие, – сказал он самому себе. – Тебе не нужна справедливость. Тебе нужна Гонория».

Первым заговорил Линкольн.

– Мы обсуждали это снова и снова с тех пор, как получили в прошлом месяце твое письмо. Мы счастливы иметь возможность позаботиться о Гонории. Она прекрасная малышка, и мы рады помочь ей, но, разумеется, вопрос не в этом…

Марион внезапно вмешалась.

– Как долго ты планируешь оставаться трезвым, Чарли? – спросила она.

– Постоянно, я надеюсь.

– Как может хоть кто-то этому поверить?

– Ты знаешь, я никогда не пил запоем до того, как мой бизнес пошел ко дну и я приехал сюда без гроша в кармане. Потом это все встало между Хелен и мной…

– Пожалуйста, не вмешивай сюда Хелен. Я не могу слышать, как ты говоришь о ней в таком тоне.

Он угрюмо уставился на нее, так как никогда до конца не осознавал, как сильно сестры были привязаны друг к другу.

– Мое пьянство длилось всего полтора года – с того момента, как у нас начались проблемы, и до того дня, когда со мной все было кончено.

– Времени было достаточно.

– Да, достаточно, – согласился он.

– У меня есть долг по отношению к Хелен, – сказала она. – Я пытаюсь представить, чего бы она от меня хотела. Откровенно говоря, с той ночи, когда ты сотворил этот кошмар, ты перестал для меня существовать. Я ничего не могу с этим сделать. Она была моей сестрой.

– Да.

– Когда она умирала, она попросила меня позаботиться о Гонории. И если бы ты тогда не был в лечебнице, это многое бы упростило.

У него не было ответа.

– Я никогда не смогу забыть то утро, когда Хелен постучалась ко мне, до нитки промокшая и дрожащая, и сказала, что ты ее выставил на улицу.

Чарли схватился за стул обеими руками. Это было труднее, чем он ожидал. Он хотел было пуститься в долгие объяснения, но сказал только:

– В ту ночь, когда она осталась на улице… – И Марион прервала его, сказав, что не чувствует в себе сил пройти это еще раз.

После минутного молчания Линкольн продолжил:

– Мы отошли от темы. Ты хочешь, чтобы Марион отказалась от своего законного опекунства и отдала тебе Гонорию. Я думаю, для нее основным является вопрос, может ли она тебе доверять.

– Я не виню Марион, – медленно произнес Чарли. – но я думаю, что она может быть полностью во мне уверена. За три года я ни разу не сорвался. Конечно, мы все люди, и я могу сделать что-то не то в любой момент. Но если мы будем ждать еще дольше, я упущу детство Гонории и мой единственный шанс иметь дом и семью. – Он покачал головой. – Я просто потеряю ее, разве вы не видите?