Софья Шиль - Сердце Отчизны

Брок исполнил просьбу старой доброй знакомой, изложенную в письме Якхельна. Он послал портреты и письмо, но не на домашний адрес Софьи Николаевны, а в норвежскую миссию в Москве, поскольку уже на себе ощутил реакцию советов на его обличительную книгу и понимал, какие могут быть последствия для его русских знакомых, оставшихся в «советском раю».

В середине апреля Якхельн сообщил Броку о том, что снова приходила Софья Николаевна, забрала присланные портреты норвежских классиков, поблагодарив за них, но письмо, адресованное ей, она с собой не забрала, а прочитала его здесь же, и после прочтения попросила посла сразу же это письмо сжечь. Якхельн пишет о возникшем неприятном чувстве, будто бы делаешь что-то незаконное. Софья Николаевна была очень встревожена и просила срочно передать Броку, чтобы тот не посылал ни приветов, ни просьб, ни поручений своим знакомым, потому что после выхода «Диктатуры пролетариата» за связь с автором люди подвергались преследованиям и арестам. В этом письме Якхельн также сообщает Броку и о своих наблюдениях: о тяжелом положении в России, об арестах и жестоком физическом истреблении интеллигенции. [37] Письмо Ю. Якхельна к О. Броку от 14.4.1924: NB, Brevs. 337.

В конце апреля 1924 года слабое состояние здоровья Софьи Николаевны резко ухудшилось, и она решила передать часть своего архива (в основном рукописи статей и литературных произведений) в библиотеку Московского университета. Но рукопись своей последней книги «Сердце отчизны» Софья Николаевна в библиотеку не отдала, потому что уже сомневалась в надежности этого заведения и боялась не только лишиться книги, но и подвергнуть опасности сестру и близких знакомых. О себе она уже не думала, потому что чувствовала, что жить ей оставалось недолго. Дома хранить рукопись было невозможно из-за ужесточившихся обысков и массовых арестов интеллигенции. Поэтому Софья Николаевна отправила пакет из Москвы с норвежским послом Якхельном в самое надежное место, в Осло, «дипломату славянских народов» [38] Меткое определение, данное Броку его известным земляком писателем Кнутом Гамсуном (1859 – 1952), точно характеризует деятельность норвежского слависта во время военных и революционных потрясений, обрушившихся на Европу в первой половине прошлого века. Из письма В. Крага О. Броку от 27.06.1924: NB. Brevs. 337. , старому доброму знакомому, человеку, которому она полностью доверяла, профессору Броку с просьбой сохранить эту рукопись до тех пор, пока в России не наступит другое время.

Лирические картины «Сердце отчизны» – это крик отчаяния, слезы, боль и светлая радость надежды. Книга была написана в Севастополе, где Софья Николаевна, одинокая, тяжело больная, голодная, без средств к существованию и почти ослепшая, переживала, пожалуй, один из самых тяжелых периодов, когда казалось, что жизнь кончена, что никогда уже не будет сил подняться, вздохнуть полной грудью, увидеть солнечный свет.

И вдруг, как в капле воды, в сознании одна за одной стали возникать замечательные картины, дающие силы и вдохновляющие к жизни: «Будучи в больнице в моей маленькой комнате с плотно закрытыми ставнями, с повязкой на глазах я часами ходила взад и вперед, натыкаясь на столик и стулья. В отчаянье и тоске лились слезы в бессонные ночи и дни, омывая солью мои больные глаза. В этом исступлении отчаяния я думала, что уже никогда больше не увижу Москвы, не увижу Кремля, златоглавого храма, тех мест, где было столько пережито, столько воспринято и отдано душою. Москва чудилась мне в темноте, меня окружавшей; она во всех подробностях вставала в памяти, ей навстречу воскресала вся нежность, вся любовь, как живой, далекой, доброй матери. И вдруг стали слагаться отдельные картины: одна, другая, третья, – каждая сама по себе, цельная и яркая, будто я их видела здоровыми глазами и слышала, и ощущала всеми чувствами тела. Я взяла какие-то листки бумаги и, плача солеными слезами последнего горя, стала ощупью, не видя, писать строчку за строчкой, как будто кто-то мне диктовал, – Сердце отчизны… с эпиграфом католической молитвы, которую чертят на надгробных памятниках: De profundis clamavi ”Из глубины взываем…” [39] Более точный перевод латинской цитаты: «Из глубин (я) воззвал…» Надгробное рыдание, над которым понемножку вырастала живая поросль картиной жизни, московской прежней жизни, – и каждая будто утешала меня, внедряя мир и какую-то неожиданную и необъяснимую радость». [40] С.Н. Шиль. Крымские записки: 1916 – 1921. М., 2018, с. 201–202.