Нина Рабкина - Отчизны внемлем призыванье...

Движение декабристов начинается во втором десятилетии прошлого века.

В советской исторической литературе подробно и обстоятельно разобраны формирование революционной идеологии декабристов, создание первых тайных революционных организаций, их уставы и программы, определено число участников.

Еще больше работ существует о самом восстании в Петербурге и на Украине. Мы хорошо знаем и о расправе с мятежниками 1825 года.

По делу декабристов были привлечены 579 человек. Пятерых император Николай I распорядился повесить, 121 сослали на каторгу и в ссылку, остальных разжаловали в солдаты и препроводили на Кавказ в действующую армию. Были и такие, которых отправили в собственные деревни под надзор местных властей. Николай I приказал вычеркнуть имена «государственных преступников» из живой жизни, из памяти общества, из сердец близких, из литературы. Родственникам повешенных запрещено было носить траур, с узниками сибирских рудников не разрешалась прямая переписка, вся почта в Сибирь проходила через III жандармское отделение. О содержании частных посланий сообщалось самому «государю», а жены «преступников» для того, чтобы по долгу любви и чести следовать за мужьями на каторгу, должны были испрашивать личного позволения царствующего деспота.

Одиннадцать светских женщин, пройдя через унижения, муки, страдания, добились этой «высочайшей милости» и, бросив свет, петербургские и московские дворцы, роскошные усадьбы, уехали за мужьями. Некоторым царь не разрешил выбрать долю «отважной жены», запретил поездку.

Суд, каторга, ссылка, отъезд в Сибирь жен декабристов вызвали к жизни не только научные исследования. Они окутаны трогательным флером поэзии, о них повествуют многочисленные мемуары и дневники, картины, акварели, рисунки. Декабристская тема заняла определенное место в драматургии, опере, музыке, кино.

Но движение декабристов — процесс. Он имеет примерно полувековую протяженность. Последние могикане, вернувшиеся после частичной амнистии 1856 года, доживают до революционной ситуации на рубеже 50–60-х годов, становятся свидетелями рождения второго этапа русской революционности — разночинского, демократического — и активно выражают свое отношение к новым проблемам общественной жизни страны. Более того, печатно и устно они пытаются претворить его в реальную жизнь. К ним прислушивается передовая Россия.

Декабристы встречают реформу 1861 года, переживают ее, устанавливают контакты с герценовским «Колоколом» и «Полярной звездой», откликаются на крестьянские бунты и студенческие волнения. Судьба прямо или косвенно сводит некоторых из них с революционерами-демократами: Н. Г. Чернышевским, М. Е. Салтыковым-Щедриным, Н. А. Серно-Соловьевичем. И герои 1825 года передают эстафету новым революционным борцам.

В активе старых декабристов знакомство со Львом Николаевичем Толстым, Федором Михайловичем Достоевским, Николаем Алексеевичем Некрасовым, сотрудничество в ряде литературных русских изданий 60-х годов, прогрессивная административная деятельность в эпоху реформ, или, как говорили тогда, в эпоху «эмансипации».

Однако период 50–60-х годов не высвечен достаточно исторической литературой. И это затрудняет конкретное прослеживание преемственности декабристского движения, подчеркнутой в свое время Владимиром Ильичей Лениным: «Но их дело не пропало…»

Нельзя сказать, что исследователи совершенно не обращались к указанному вопросу. Буржуазные историки рубежа XIX–XX веков — А. Корнилов, В. Чешихин-Ветринский, Г. Джаншиев — писали о декабристах-стариках, но они пытались их превратить в дюжинных, благонамеренных либералов, панически боявшихся крестьянской революции, оказавшихся на поверку не левее самого правительства Александра II. Эти историки жонглировали письмами Евгения Петровича Оболенского, бывшего предводителем восстания в Петербурге, и доказывали, исходя из них, общую тенденцию всех амнистированных к «православию, самодержавию и народности».

Ярый ненавистник Октября, большевиков, революционного народа, писатель-декадент Дмитрий Мережковский в 1917 году в своем литературном «невоенном дневнике» обратился к прадедам революции, чтобы опорочить то, что пришло им на смену, и противопоставить революционные поколения.