Сомерсет Моэм - Луна и шесть пенсов

– Если каждый будет вести себя как вы, мир рухнет.

– Ничего глупее не слышал. Не всякий захочет поступать как я. Большинству нравится жить как все.

Однажды я позволил себе съехидничать:

– Вы, очевидно, не верите в максиму: «Поступайте так, чтобы любой ваш поступок мог быть возведен во всеобщее правило».

– Никогда раньше такого не слышал, но это чушь собачья.

– А ведь это сказал Кант.

– Ну и что? Все равно чушь.

Бессмысленно взывать к совести такого человека. Все равно что пытаться увидеть отражение, не имея зеркала. Я считаю, что совесть – наш проводник в правилах, установленных обществом ради собственной безопасности. Это полицейский в наших сердцах, поставленный, чтобы мы не нарушали законы. Это шпион, окопавшийся в бастионе нашего «я». Желание человека получить одобрение собратьев так сильно, страх перед их осуждением так велик, что он сам открывает ворота врагу, и тот надзирает за ним, стоит на страже интересов хозяина, чтобы в корне подавить зарождающийся порыв того отбиться от стада. Все это заставляет человека ставить интересы общества выше личных. Связь между личностью и обществом очень сильна. Убежденный в первостепенности общественных интересов человек становится рабом этого убеждения, возводит его на престол, а сам выступает в роли слуги, преклоняющего колено, когда жезл владыки обрушивается на его плечи. Он гордится своей совестливостью. И тогда ему становится невыносим человек, не признающий этой власти, ведь, став законопослушным гражданином, он понимает, что бессилен против бунтаря. Увидев, что Стрикленду действительно безразлично, как реагируют на его поступки другие люди, мне оставалось лишь в ужасе отшатнуться от этого чудовища, утратившего человеческий облик.

Вот что сказал он мне на прощание:

– Передайте Эми, что ей нет смысла сюда приезжать. В любом случае я сменю гостиницу, и ей не удастся меня разыскать.

– Думаю, ей повезло, что она избавилась от вас.

– Надеюсь, дружище, вам удастся убедить ее в этом. Впрочем, женщины умом не отличаются.

В Лондоне меня ждала записка с настойчивой просьбой прийти сегодня же вечером к миссис Стрикленд. У нее были майор МакЭндрю с женой. Сестра миссис Стрикленд была чуть постарше, сходство между ними проглядывало, но вид у старшей был изрядно поблекший; впрочем, держалась она так самоуверенно, словно вся Британская империя была у нее в кармане. Такое поведение присуще женам старших офицеров, надменно считающих, что они принадлежат к высшей касте. Манеры у нее были бойкие, и хорошее воспитание лишь слегка скрывало убеждение, что если ты не военный, то ничем не лучше лавочника. Гвардейцев она терпеть не могла, считая зазнайками, а об их женах, не наносящих ответных визитов, вообще не желала слышать.

Миссис Стрикленд явно нервничала.

– Ну, рассказывайте же! – потребовала она.

– Я видел вашего мужа. Боюсь, он твердо решил не возвращаться. – Я немного помолчал. – Ваш муж хочет заниматься живописью.

– Что вы имеете в виду? – удивленно воскликнула миссис Стрикленд.

– Вы что, раньше не знали об этом его увлечении?

– Да он совсем рехнулся, – не выдержал полковник.

Миссис Стрикленд задумалась, перебирая в памяти разные случаи из жизни.

– Помнится, до нашей свадьбы он что-то малевал. Но ничего кошмарнее я не видела. Мы смеялись над ним. У него не было ни грана таланта.

– Это просто предлог, – сказала миссис МакЭндрю.

Миссис Стрикленд глубоко задумалась. Было понятно, что после моего сообщения она безуспешно пытается связать концы с концами. К этому времени она успела навести порядок в гостиной – сработал инстинкт домохозяйки, и комната уже не производила впечатления заброшенного помещения, в котором никто не живет, как было в мой первый визит после катастрофы. Но того Стрикленда, какого я видел в Париже, невозможно было представить в такой обстановке. Неужели они не замечали, подумал я, насколько он выбивается из их быта?

– Если он мечтал стать художником, почему не сказал мне об этом? – произнесла наконец миссис Стрикленд. – Думаю, я никогда бы не стала препятствовать влечению такого рода.

Миссис МакЭндрю поджала губы. Похоже, она не разделяла влечения сестры к людям искусства, иронически относясь к ее «богемным» наклонностям.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.