Мэри Уэстмакотт - Неоконченный портрет

Заботы о судьбе дома отвлекали Селию от грустных мыслей. Но потом настала очередь самого страшного – предстояло разобрать вещи. Если уж пускать жильцов, то нужно сначала навести порядок. Некоторые комнаты не отпирались годами. Там хранились старые шкафы, комоды, серванты… Память о прошлом.

Память…

Шкафы, набитые старой одеждой… В ящиках – письма и фотографии. Вот черная лакированная шкатулка с аистом на крышке, любимая в детстве. Внутри – сложенные письма. Одно от мамы: «Здравствуй, моя драгоценная крошка…» По лицу Селии заструились жгучие слезы.

Розовое вечернее платье с бутончиком на плече – одно из первых. В последний раз она надевала его, будучи такой еще неуклюжей застенчивой дурочкой.

Письма, адресованные бабушке, – целый сундук. Должно быть, она привезла их с собой из Уимблдона. Фотография пожилого джентльмена в инвалидном кресле. Надпись: «Ваш навеки преданный поклонник» и инициалы. Ах, эти бабушкины «мужчины»! Всех видов, даже в инвалидном кресле.

Деревянная кружка с двумя котятами, которую ей на день рождения подарила Сюзанна.

Дермот сказал бы: «Зачем разбирать это старье? От него одно расстройство. Собери все и сожги». Это было бы самым разумным, но она отчего-то не могла так поступить. Ах, если бы здесь был Дермот…

Селия отперла еще несколько ящиков.

Стихи. Листы бумаги, исписанные маминым плавным почерком. Чернила совсем выцвели. Мама сочинила эти стихи в юности. Селия пробежала глазами одно стихотворение: чувствительные, высокопарные вирши, по моде того времени. Но что-то – неожиданный образ, оригинальность фразы – выдавало в них мамино авторство.

«Джону в день его рождения…»

Вот и сам папа – веселый, с бородой. Вот дагерротип, где он запечатлен серьезным безбородым мальчиком. Юность – зрелость – как загадочно и страшно. Когда, интересно, человек больше всего похож на себя? А она сама? Какой она станет в будущем?

Что ж, будущее ее вполне предсказуемо. Дермот получит повышение, они купят большой дом, заведут еще одного ребенка – или двух… Дети будут болеть. Характер у Дермота совсем испортится… Джуди превратится в бойкую интересную барышню. Она сама поблекнет и растолстеет. Эти двое станут относиться к ней с легким презрением: «Это же глупо, мама». Глупость труднее скрывать, если уходит красота. Хотя… Они достаточно долго прожили в браке, чтобы красота успела потерять значение. Теперь они уже одной крови – она и Дермот. Они породнились, оставаясь совершенно разными людьми. Она любит его за непохожесть. Пусть ей известно, как он поступит в том или ином случае, но почему он так поступает – для нее загадка. Наверное, у него такие же мысли в отношении нее. Хотя нет, он же никогда не раздумывает о поступках окружающих. Выходить замуж нужно только по любви. Она была бы счастлива с Дермотом, даже если бы они всю жизнь прожили в крошечной квартирке без кухарки и горничной. Но Дермот, конечно, этого бы не допустил. Он не из таких. В будущем они, возможно, переедут в Долтон, поближе к клубу. Ее мечта о путешествиях останется мечтой. Ей не увидеть ни Китая, ни Индии, ни Персии, где названия городов звучат как музыка – Исфахан, Тегеран, Шираз… Господи, какая тоска! И зачем ей это все – дом, муж, дети, заботы? Иногда она готова бежать от них куда глаза глядят… Маму тоже посещали подобные мысли.

В следующем ящике лежали письма. Письма ее отца к ее матери. Она развернула верхнее – написано за год до смерти.

«Милая Мириам! Я с большим нетерпением ожидаю твоего приезда. Мама чувствует себя хорошо и пребывает в прекрасном расположении духа. Зрение у нее слабеет, но она по-прежнему вяжет горы ночных носков для знакомых джентльменов.

У меня состоялась долгая беседа с генералом по поводу Сирила. Он говорит, что мальчик не глуп, но к военному делу равнодушен. С Сирилом я тоже разговаривал. Надеюсь, он задумается.

Любовь моя, постарайся приехать к пятнице, чтобы мы могли вместе отметить нашу двадцать вторую годовщину. Мне трудно выразить словами, что ты для меня значишь, моя дражайшая жена. Я не устаю благодарить Бога за то, что Он послал мне тебя. Поцелуй за меня нашу крошку.

Преданный тебе муж, Джон».

Снова слезы наворачивались на глаза.

Когда-нибудь они с Дермотом будут отмечать свою двадцать вторую годовщину. Дермот не напишет такого письма, но, может быть, будет испытывать похожие чувства.

Бедный Дермот. Как тяжело ему приходится с ней последнее время, ведь он терпеть не может несчастий. Ну ладно, как только все дела здесь будут устроены, она больше не станет его огорчать. Они снова заживут счастливо и в свое удовольствие – таким было самое горячее желание мамы.