Мэри Уэстмакотт - Неоконченный портрет

Селия впервые поймала себя на мысли, что наседкой, наверное, быть не так уж плохо.

Как чудесно вернуться домой! Селия лежала, растянувшись на изумрудной траве. Земля под ней была теплая и живая. В вышине шелестел бук.

Таща за собой на веревочке деревянную лошадку, вверх по склону лужайки карабкалась Джуди. Джуди была прелестной малышкой с крепкими ножками, розовыми щечками, голубыми глазками и густыми каштановыми кудрями. Только вот от матери в ней ничего не было.

Джуди не любила сказки. Селию это невероятно огорчало, потому что она без усилий могла выдумать целый вагон сказок. Джуди совсем не умела фантазировать. Когда Селия рассказала ей о том, как в детстве она представляла реку вместо лужайки, а вместо обруча – бегемота, верхом на котором можно переплыть реку, Джуди только вытаращила глаза.

– Но здесь не река, а трава. И на обруче не ездят верхом, его катят.

Джуди решила, что ее мама в детстве была полной тупицей, раз не понимала очевидных вещей. Услышав такое, Селия оторопела. Сначала муж обвинил ее в глупости, а теперь и дочка!

В свои четыре года Джуди была полна здравого смысла, и это выбивало у Селии почву из-под ног. Она старалась выглядеть умнее в глазах дочери, но результат получался обратным.

Джуди была для Селии загадкой. Дочка отвергала все то, что мать любила в детстве. Она не могла и трех минут сама поиграть в саду, являясь в дом с сообщением, что ей скучно и нечего делать. Джуди уважала практические задачи. Дома она с удовольствием вытирала пыль, помогала заправлять постели и чистила для Дермота клюшки.

Дермот и Джуди неожиданно подружились. Хоть Дермот и считал, что Джуди слишком толстая, ему льстила ее преданность. Он разговаривал с ней серьезно, будто со взрослой. Вручая Джуди клюшку, он ожидал, что она почистит ее как следует. Когда Джуди спрашивала, хорош ли, например, домик, построенный ею из кирпичей, Дермот всегда говорил правду. Хвалил, если ему нравилось, и критиковал, если нет.

– Ты отобьешь ей охоту, – говорила Селия, – детей нужно поощрять.

Однако Джуди и не думала разочаровываться или обижаться. Она любила папу больше, чем маму, потому что ему труднее было угодить, а ей нравилось выполнять трудные задачи.

Дермот бывал груб. Он не беспокоился, если во время игр с ним Джуди получала ссадины, набивала синяки и шишки. Джуди тоже не обращала на это внимания. С мамой она играла неохотно.

Только когда она болела, она хотела, чтобы рядом была мама.

– Не уходи, мама. Посиди со мной. А папа пусть не подходит.

Дермот был вполне доволен, что больная Джуди не требует его присутствия. Он не выносил больных. При виде больных и несчастных он злился и терялся.

Джуди, как и Дермот, не любила, когда к ней прикасались, целовали или брали на руки. Один поцелуй перед сном от мамы она еще могла стерпеть, но не более того. Папа никогда ее не целовал.

Джуди отлично ладила с бабушкой. Мириам восхищалась ее энергией и сообразительностью.

– Она очень умная, Селия. Схватывает все на лету.

Мириам учила Джуди читать и писать, и обе получали большое удовольствие от уроков.

Но сердце Мириам было навсегда отдано Селии. Они любили друг друга сильнее, чем прежде. Когда Селия приезжала домой, она встречала маленькую пожилую женщину, грустную и поблекшую. Через день или два мама будто воскресала, на щеках играл румянец, в глазах появлялся блеск.

– Вернулась моя девочка, – весело и нежно повторяла она.

Мириам каждый раз приглашала их вдвоем с Дермотом, но бывала рада, когда он не приезжал. Она не хотела ни с кем делить Селию.

Чувствовать себя дома было для Селии наслаждением. Здесь ее любили, понимали, поддерживали… Для мамы Селия была совершенством. Ей не нужно было притворяться другим человеком, можно было оставаться собой. С мамой она делилась всем, что переживала. Она могла, например, сказать: «Как я счастлива», не боясь увидеть в ответ мрачную ухмылку. Дермот ненавидел говорить о чувствах, ему казалось, что это неприлично. Дома можно было сколько угодно быть неприличной.

Как славно растянуться на лужайке под буковым деревом, и чтобы травинки щекотали лицо…

Дермот то исчезал, то снова появлялся в мыслях Селии. Он был неотступным мотивом мелодии ее жизни. Даже здесь она иногда скучала по нему. Однажды она спросила Джуди:

– Ты соскучилась по папе?

– Нет, – сказала Джуди.

– Но ты бы хотела, чтобы он приехал к нам?