Мэри Уэстмакотт - Разлука весной

– Да, бедный чертенок. Она не думает того, что говорит. А у Эверил чутье на всякий обман.

– Чутье, – вспыхнула Джоан. – Не понимаю, что ты имеешь в виду.

– Ну, брось, Джоан. Все эти истины, которыми мы их пичкаем. Наши претензии на всезнание. Необходимость притворяться, будто мы делаем все лучше всех и знаем больше всех, потому что эти беспомощные маленькие люди целиком в нашей власти.

– Ты говоришь так, будто они рабы, а не дети.

– А разве нет? Они едят пищу, которую даем им мы, носят одежду, в которую мы их одеваем, и более или менее говорят то, что мы им велим. Это цена, которую они платят за покровительство. Но с каждым днем они подрастают и обретают бо`льшую свободу.

– Свобода, – презрительно фыркнула Джоан. – А разве она есть?

Родни ответил медленно и тяжело:

– Нет, не думаю. Ты права, Джоан…

И он, понурившись, вышел из комнаты. А она с внезапной болью подумала, что знает, каким будет Родни, когда станет старым…

Родни на вокзале Виктория – свет на морщинках его усталого лица, – и он просит ее заботиться о себе.

А потом, минутой позже…

Зачем постоянно возвращаться к этим мыслям? Это неправда. Родни по ней очень сильно скучает! Он несчастен в доме один среди слуг! Ему наверняка не придет в голову пригласить кого-нибудь на обед, разве только какого-нибудь глупца вроде Харгрейва Тейлора – Джоан никак не могла взять в толк, почему Родни нравится этот тупица. Или майор Миллс, зануда, который никогда не говорил ни о чем другом, кроме как о пастбищах и скотоводстве…

Конечно, Родни без нее скучает…

Она вернулась в гостиницу. Вышел индиец и спросил:

– Госпожа хорошо погуляла?

Да, ответила Джоан, она славно прошлась.

– Ужин скоро будет готов. Очень хороший ужин, госпожа.

Джоан выразила свою благодарность, но замечание индийца было простой формой вежливости, потому что ужин оказался в точности таким, как всегда, только с персиками вместо абрикосов. Возможно, это и впрямь вкусный ужин, но его недостаток в том, что он всегда один и тот же.

Ложиться спать было еще слишком рано, и Джоан опять горько пожалела, что не взяла с собой побольше книг или шитья. Она даже попробовала перечитать самые интересные места из «Мемуаров» Кэтрин Дайзарт, но из этого ничего не вышло.

Если бы найти какое-нибудь занятие, думала Джоан, хоть какое-нибудь. Хотя бы колоду карт. Она могла бы разложить пасьянс. Или добыть какую-нибудь игру – триктрак, шахматы, шашки, – можно было бы поиграть с самой собой! Любую игру – домино, змеи на лестницах…

Действительно, что за странные фантазии ей приходят. Ящерицы, высовывающие головы из нор. В голове кружились разные мысли – пугающие мысли, беспокойные мысли… незваные.

Но если это так, зачем они? В конце концов, человек ведь способен контролировать свои мысли – или нет? Возможно ли, что в каких-то ситуациях мысли подчиняют себе человека… выскакивая из нор, словно ящерицы, или мелькая в голове, как зеленая змея.

Они приходят откуда-то…

Джоан непонятно почему охватывала паника.

Должно быть, это агорафобия, боязнь открытого пространства. (Конечно же, это то самое слово – «агорафобия». Всегда все можно вспомнить, если достаточно хорошо подумать.) Да, конечно. Боязнь открытого пространства. Любопытно, что она этого за собой не знала. Но прежде у нее и не было такого опыта. Она всегда жила среди домов, садов, у нее была куча дел, ее окружало множество людей. Множество людей – вот что главное. Если бы здесь кто-нибудь был, с кем можно поговорить.

Хотя бы Бланш…

Смешно вспомнить, как ее пугала мысль о том, что Бланш может возвращаться домой вместе с ней.

Насколько все было бы иначе, если б с ней ехала Бланш. Они могли бы поговорить о прежних днях в школе Сент-Энн. Как же это было давно! Что сказала Бланш? «Ты шла все время вверх, а я – вниз». Нет, она потом исправилась. «Ты осталась той же, кем была, – девочкой из Сент-Энн, гордостью школы».

Неужели правда, она так мало изменилась с тех пор? Об этом думать приятно. Нет, с одной стороны – приятно, а с другой – не очень. Это казалось каким-то… каким-то застоем.

Что сказала мисс Гилби во время их прощального разговора? Прощальные разговоры мисс Гилби с ее девочками были одной из тщательно оберегаемых традиций школы Сент-Энн.

Джоан мысленно перенеслась на много лет назад, и ее старая директриса с удивительной ясностью предстала перед ее взором. Большой, вызывающе торчащий нос, пенсне, безжалостные внимательные глаза, величественная походка, огромный бюст – затянутый настолько, что казался абсолютно твердым.