Кэтрин Терстон - Член парламента

– Послушайте, – сказал он, когда незнакомец обернулся к нему. – Я пошел нагнать вас, чтобы предложить обмен карточками. Ведь никакого вреда от этого не произойдет ни для одного из нас, а я – я хотел бы несколько ближе познакомиться с моим вторым «я». – Он нервно засмеялся, вынимая свою визитную карточку.

Незнакомец молча поглядел на него. Во взоре его опить промелькнуло едва заметное недоверие, но вместе с тем в нем отразился и некоторый интерес; а глаза его переходили от пальцев Чилькота, нервно вынимавших карточку, к его бледному лицу с энергичным подбородком, прямым ртом и нависшими над серыми глазами прямыми бровями. Когда, наконец, ему протянута была карточка, он ее безмолвно взял и сунул в карман.

Чилькот посмотрел на него с какой-то жадностью:

– А ваша карточка? – сказал он.

Незнакомец несколько времени не отвечал, потом рассмеялся.

– Могу вам дать, если хотите. – Он поискал в жилетном кармане и дал карточку. – Вам мое имя ничего не скажет, – прибавил он. – Имя неудачника никого не может интересовать. – Он опять полу-иронически рассмеялся, потом спустился с островка и исчез в толпе.

Несколько времени еще Чилькот смотрел на место, с которого исчез незнакомец. Потом он поднял карточку к фонарю и прочел имя:

«М-р Джон Лодер, 13, Клифордс-Инн».

На утро после этой туманной ночи Чилькот проснулся около девяти часов, как-раз в тот момент, когда его слуга Ольсоп прошел на кончиках пальцев через комнату и поставил поднос с утренним чаем на столике у постели.

Несколько минут Чилькот продолжал еще лежать с закрытыми глазами. Сознание необходимости открыть их с утра, – твердо зная, что именно он увидит, когда откроет их, – давило ему веки нестерпимой тяжестью. Тяжелая спущенные портьеры, плотно закрытые ставни, большая комната с пышной обстановкой и строгим сочетанием красок, все странное на-строение туманной лондонской зимы и, главным образом, молчаливая, почтительная и почтенная фигура Ольсопа – все это внушало ему полный ужас. Он пролежал еще с минуту, не подавая виду, что проснулся; он видел, как осторожно ступал Ольсоп. Потом пришло неизбежное:

– Девять часов, сэр!

Он открыл глаза, что-то пробормотал и опять опустил глаза.

Слуга подошел к окну, медленно раздвинул драпри и раскрыл наполовину ставни.

– Надеюсь, сэр, что вы сегодня лучше спали, – мягко сказал он.

Чилькот натянул одеяло на голову, чтобы защититься от дневного света, хотя и очень бледного в туманное зимнее утро.

– Да, лучше, – ответил он. – В первый раз меня не душили кошмары. – Он вздрогнул, вспоминая о прежних ночах. – Да не говорите вы лучше об этом, не напоминайте мне! Терпеть не могу, когда говорят все об одном и том же!

Он сказал это очень неприветливо. У него часто проявлялась детская раздражительность в разговоре о самых безразличных мелочах.

Ольсоп безмолвно выслушал его раздраженный ответ. Он прошел через всю комнату и сложил в порядке платье своего господина. Это опять послужило для Чилькота предлогом, чтобы рассердиться.

– Да это черт знает что такое! – воскликнул он. – Надоело мне это вечное повторение одного и того же. Я уже ясно представляю себе, как вы в день моих похорон аккуратно приготовите мой саван. Бросьте все это и приходите через полчаса!

Ольсоп пристально поглядел на лицо Чилькота, почти исчезавшее в большой кровати. Потом он отложил сюртук, который держал в руках, и направился к двери. Уже взявшись за ручку, он еще раз обернулся.

– Прикажете подать завтрак сюда, сэр, или сойдете вниз?

Чилькот натянул одеяло плотнее на плечи.

– Где угодно… нигде! – крикнул он. – Мне все равно.

Ольсоп тихо удалялся.

Когда Чилькот остался наедине, он сел в постели и поставил поднос с чаем на колени. Ему, очевидно, было трудно до боли сделать это движение. Он вынул платочек из-под подушки и вытер пот с лица; потом он поднял руку и, держа ее против света, стал разглядывать. Рука имела вялый вид и слегка дрожала. Он нервным движением поставил поднос на стол и соскочил с кровати. Быстро пройдя через комнату, он остановился у шкапа в стене и открыл дверцу. Оглянувшись вокруг себя, он протянул руку в глубину одной из полок. То, что он искал, было, очевидно, не трудно найти; он сейчас же отдернул руку, пошел от шкапа к столику подле камина и поставил на него пузырек с маленькими белыми лепешками. На столе стоял графин с виски, сифон и кувшин с водой. Он налил в стакан воды, прибавил немного виски, откупорил пузырек, боязливо оглянулся на дверь и потом с нервной торопливостью опустил нужное число лепешек в стакан.