Кэтрин Терстон - Член парламента

Чилькот опять переменил позицию.

– Стоит ли узнавать правду? – спросил он небрежным тоном.

– В том случае, когда человек занимает общественный пост, несомненно стоит. Его частная жизнь сливается ведь с интересами масс. Если он позволяет заглядывать в причины своего успеха, то зачем скрывать причину поражения. Что-ж его погубило, – алкоголь?

– Нет, – ответил Чилькот, несколько погодя.

– Другие наркотические средства?

Чилькот опять не сразу ответил, и в то время как он стоял в раздумьи, его коснулось платье женщины, которая громко и нагло рассмеялась, завидев его. Звук её голоса неприятно поразил его.

– Так он, действительно, отравлялся наркотическими средствами? – спросил незнакомец легким тоном. – Я всегда так и думал.

– Да, он принимал морфий. – Ответ вырвался у Чилькота почти бессознательно, под влиянием смеха проходившей женщины, а также под гипнозом спокойных расспросов незнакомца. Но едва он выговорил эти слова, как быстро оглянулся, точно испугавшись, что на время забыл о соблюдении необходимой бдительности.

Незнакомец задумался, помолчал, но потом опять заговорил очень оживленным тоном.

– Я это подозревал, – сказал он, – но все-таки – даю вам слово – не был уверен. Достигнуть в жизни так много, и все потерять из-за потворства такому низменному пороку! – В голосе незнакомца слышались возмущение и презрение.

– Вы строго судите, – сказал Чилькот с напускным смехом. Но незнакомец снова выразил свое возмущение.

– Я говорю только правду, – сказал он. – Никто не имеет права выбрасывать зря то, за что другой заплатил бы спасением своей души. Это ослабляет доверие к силе личности.

– А вы верите в эту силу? – В голосе Чилькота опять прозвучал сарказм, но уже более слабо, чем прежде.

– Конечно, сила личности – результат работы над собой, минувших или длящихся усилий. Людей, которые не требовательны к себе, я не уважаю.

Спокойное презрение этих слов раздражало Чилькота.

– А вы полагаете, что Лексингтон не боролся прежде, чем сдаться? – горячо спросил он. – Имеете ли вы представление о мучительной борьбе такого человека, когда то, что было прежде рабом, становится над ним господином? – Он остановился, чтобы передохнуть; ему казалось, что незнакомец что-то бормочет недоверчивым тоном. – Вы думаете, что морфий доставляет удовольствие? – продолжал Чилькот. – Вернее будет, если вы его назовете тираном, который мучит дух, когда ему служишь, и мучит тело, когда от него отстаешь.

Под гнетом темноты и вследствие продолжающегося молчания его спутника, он просто не мог продолжать дальше. В эту минуту он не был Чилькот, депутат от Ист-Варка, рассеянность и молчаливость которого вошли в поговорку, – теперь он был человеком, которому хотелось высказать все, что у него на душе, и он продолжал:

– Вы говорите как все, ничего не зная и веря только себе. Прежде чем осуждать Лексингтона, вы бы попробовали быть на его месте.

– Как вы? – со смехом спросил незнакомец.

Хотя смех прозвучал совершенно невинно, он все-таки встревожил Чилькота. Его опять обуял страх, и он вздрогнуть.

– Я… – он хотел тоже засмеяться, но это ему не удалось: – я повторяю только то, о чем читал… Но, кажется, туман редеет. Нет ли у вас огня? Можно хоть покурить, если уж ничего не видать вокруг.

Он говорил быстро и несвязно. Мысль, что он выдал себя, беспокоила его в высшей степени; ему хотелось предотвратить все последствия. Говоря с незнакомцем, он стал шарить в кармане, отыскивая порт-сигар. Он искал с нервной поспешностью и вытянул голову далеко вперед. Не поднимая глаз, он почувствовал, как туманное облако, в котором он очутился, поднялось, снова опустилось и опять все окутало, а потом уже стало рассеиваться. Найдя свой порт-сигар, он взял папироску в рот и поднял лицо в тот момент, когда незнакомец зажег спичку. С минуту они поглядели друг другу прямо в лицо, – при исчезающем тумане уже можно было разглядеть черты лиц. Спичка в руке незнакомца догорела до конца и обожгла ему пальцы. Почувствовав боль, он со смехом бросил спичку.

– Однако! – Он не закончил, не находя слов, чтобы выразить свое изумление. По странной игре природы, – она казалась чем-то сверхъестественным, хотя была вполне в порядке вещей, – два лица, которые, наконец, выделялись из мрака, были похожи одно на другое – до полного тождества каждой черты. Каждому из двух людей казалось, что он увидел не лицо другого человека, а свое собственное в безупречно верном зеркале. Незнакомец оправился первый и, увидав, что Чилькот не может выговорить ни слова от неожиданности, пришел ему на помощь.