Олдос Хаксли - Время должно остановиться

При упоминании о концертах Королева-мать, которой всегда претила мысль о том, что ее могли лишить возможности стать причастной к чему бы то ни было, настояла на своем непременном присутствии, куда бы они ни направились. Но, разумеется, она сразу отвергла любую современную музыку, как и Баха, от которого ее всегда начинало клонить в сон. Это же касалось струнных квартетов – она терпеть не могла эти утомительные визгливые или скрипучие звуки…

Внезапно на сцене снова появился мистер Тендринг.

– Прошу прощения, – сказал он, когда Королева-мать закончила перечисление своих музыкальных фобий, и передал миссис Окэм листок бумаги.

– Что это? – спросила она.

– Несовпадение данных, – ответил мистер Тендринг, употребив со всей серьезностью термин из лексикона лицензированных бухгалтеров.

Фокси, обладавший слухом, глазом и нюхом собаки из богатой семьи на представителей менее привилегированных сословий, начал рычать.

– Ну-ну, тихо, – ласково успокоила его Королева-мать. Затем, повернувшись к миссис Окэм, пролаяла сама: – Что несет этот ваш странный человек?

– Несовпадение, – объяснил мистер Тендринг, – между квитанцией, полученной покойным владельцем дома в день его… Э-э, в день его кончины. И количеством предметов, фактически находящихся в упаковке. Он купил два, но сейчас там только одно.

– Одно что? – спросила миссис Окэм.

Мистер Тендринг улыбнулся почти лукаво.

– Как я предполагаю, это можно назвать произведениями искусства, – сказал он.

Себастьян внезапно ощутил приступ тошноты.

– Извольте пройти сюда, – предложил мистер Тендринг.

Они проследовали за ним к столику у окна. Миссис Окэм осмотрела сначала оставшийся рисунок Дега, а потом листок, в котором мсье Вейль засвидетельствовал покупку двух рисунков.

– Дайте-ка мне их, – сказала Королева-мать, когда ей объяснили ситуацию.

В тишине она ощупала картонку из-под рисунков и тонкую бумажку из магазина, а затем вернула их миссис Окэм.

– Значит, второй был украден, – сказала она, смакуя каждое слово.

«Украден!» – повторил Себастьян. Так и получится – они решат, что он украл рисунок. Только сейчас до него впервые дошло: у него нет никаких доказательств, что дядя Юстас подарил ему рисунок. Даже эта их маленькая шутка во время сеанса ничего на самом деле не доказывала. «Округлый зад и грудь простая» – эти слова имели ясный смысл для него. Но так ли очевидно будет их значение для других, если он попытается все объяснить?

Тем временем миссис Окэм ринулась пылко опровергать безосновательное пока предположение своей бабушки. Но упрямая старуха стояла на своем.

– Это, конечно же, один из слуг, – утверждала она почти ликующе.

И пустилась в долгий рассказ о своем бывшем дворецком, выпившем почти три дюжины бутылок ее лучшего бренди, о горничной, пойманной с рубиновой брошью Эми, о шофере, который выставлял завышенные счета за бензин и ремонт машины, о младшем садовнике…

А тот факт, что он сразу же отправился и продал рисунок, выставит его в самом дурном свете. Ах, если бы только он упомянул о подарке в то утро, когда обнаружили тело! Или во время сеанса – да, это был самый подходящий момент. Или сегодня утром в разговоре с миссис Твейл. Или даже вечером, когда миссис Окэм предложила ему сшить смокинг, пусть он рисковал предстать в ее глазах жалобщиком, ищущим сострадания без особых на то оснований. Ах, если бы только, если бы только… Потому что теперь было слишком поздно. Расскажи он об этом сейчас, и все будет выглядеть так, словно он признался только потому, что его поймали. А история с щедрым подарком дяди Юстаса прозвучит как придуманная на ходу, чтобы скрыть чувство вины – как глупая и неубедительная ложь. И все же, если он промолчит, одному богу известно, чем все это закончится.

– Но у нас нет никаких оснований даже предполагать, что рисунок был украден, – сказала миссис Окэм, дождавшись, пока поток воспоминаний Королевы-матери о бесчестных слугах иссякнет. – Бедный Юстас, вероятно, вынул его из упаковки и переложил в другое место.

– Он не мог никуда его переложить, – возразила Королева-мать, – потому что никуда не выходил. Юстас находился в этой комнате вместе с мальчиком, пока ему не приспичило в туалет, где он испустил дух. Все время в этой комнате – это ведь так, мальчик?

Себастьян кивнул, не вымолвив ни слова.

– Ты можешь ответить как полагается? – потребовал призрак армейского сержанта.

– О, извините, я и забыл… То есть конечно да, он был здесь. Все время.