Висенте Бласко-Ибаньес - Обнаженная

Котонеръ ушелъ съ покорнымъ видомъ и, вернувшись черезъ часъ, увидѣлъ, что Реновалесъ приготовляетъ какія-то платья въ уборной для моделей.

Старый другъ положилъ свои пакеты на столъ, развернулъ бутылки и разложилъ сласти на старинныхъ тарелкахъ.

– Готово, баринъ, – сказалъ онъ насмѣшливо-почтительно. – He прикажете-ли еще чего-нибудь?.. Все семейство поднято на ноги изъ-за этой важной особы. Твой зять самъ привезетъ ее, я служу тебѣ, какъ лакей… не достаетъ только, чтобы ты вызвалъ дочь помочь ей раздѣться.

– Спасибо, Пепе, большое спасибо, – воскликнулъ маэстро съ дѣтскою признательностью, ничуть не обижаясь на насмѣшки друга.

Къ завтраку маэстро вышелъ въ столовую тщательно причесанный и одѣтый, съ закрученными усами, въ лучшемъ фракѣ и съ розою въ петлицѣ. Старикъ расхохотался отъ души. Только этого не хватало!.. Онъ съ ума сошелъ. Ну, и посмѣются же люди надъ нимъ!

Онъ еле дотронулся до ѣды и послѣ завтрака сталъ одиноко шагать по мастерскимъ. Какъ медленно тянулось время!.. Шагая взадъ и впередъ по тремъ комнатамъ, онъ смотрѣлъ при каждомъ поворотѣ на старинные часы изъ саксонскаго фарфора, стоявшіе на столикѣ изъ цвѣтного мрамора передъ большимъ венеціанскимъ зеркаломъ.

Уже три часа… У маэстро явилось подозрѣніе, что гостья не пріѣдетъ. Четверть четвертаго… половина четвертаго. Нѣтъ, она не пріѣдетъ, уже поздно. Такія женщины живутъ въ вѣчномъ круговоротѣ и не располагаютъ ни единою свободною минутою!

Но вскорѣ лослышались шаги, и вошелъ Котонеръ.

– Пріѣхали. Ну, твое желаніе исполнено… Поздравляю, маэстро… Веселись хорошенько. Мнѣ кажется, что ты достаточно пользовался моими услугами и не потребуешь, чтобы я оставался теперь.

Онъ ушелъ, дѣлая руками насмѣшливые прощальные жесты, и Реновалесъ дѣйствительно услышалъ вскорѣ голосъ Лопеса де-Соса, который медленно приближался, объясняя своей спутницѣ картины и мебель, приковывавшія ея вниманіе.

Они вошли. Въ глазахъ «Красавицы Фреголины» свѣтилось изумленіе. Величественная тишина мастерской произвела на нее, повидимому, глубокое впечатлѣніе. Этотъ барскій особнякъ былъ такъ великъ, такъ непохожъ на тѣ квартиры, что ей приходилось видѣть до сихъ поръ. Рѣдкая мебель и старинная солидная, чуть не историческая роскошь всей обстановки внушали ей страхъ! Она поглядѣла на Реновалеса съ уваженіемъ. Онъ казался ей теперь и болѣе благороднымъ и важнымъ сеньоромъ, чѣмъ тотъ госоодинъ, котораго она замѣчала иногда въ публикѣ со сцены. Онъ внушалъ ей страхъ, точно важная особа, непохожая на остальныхъ ея знакомыхъ. Къ этому чувству примѣшивалось еще уваженіе къ его богатству. Сколько денегъ должно было быть у господина, жившаго въ такой роскоши!

Увидя эту женщину вблизи, Реновалесъ тоже почувствовалъ себя взволнованнымъ.

Въ первую минуту у него явилось сомнѣніе. He ошибся ли онъ? Дѣйствительно ли похожа она на Хосефину?.. Бѣлила на лицѣ гостьи произвели на него непріятное впечатлѣніе. Видно было даже черезъ вуаль, что лицо покрыто цѣлымъ слоемъ бѣлой краски съ черными линіями подъ глазами. Та, другая не красилась. Но заглянувъ гостьѣ въ глаза, Реновалесъ снова увидѣлъ поразительное, трогательное сходство, и оно воскресило въ его памяти обожаемый образъ подъ густымъ слоемъ краски.

Дива принялась разглядывать висѣвшія на стѣнахъ картины. Какая прелесть! И все это была работа художника?.. У нея явилось желаніе тоже красоваться на картинѣ съ гордымъ, вызывающимъ видомъ. Неужели онъ, правда, собирается написать ея портретъ? И она гордо выпрямилась. Ей льстило, что ее находятъ красивою, и великій художникъ желаетъ запечатлѣть ея образъ на полотнѣ, чего не случалось съ нею до сихъ поръ.

Лопесъ де-Соса извинялся передъ зятемъ. Они опоздали изъ-за Пепиты. Съ такими женщинами вѣчно опаздываешь. Она ложилась спать подъ утро, и, пріѣхавъ за ней, онъ засталъ ее въ постели…

Затѣмъ онъ попрощался, понимая, что его присутствіе является здѣсь лишнимъ. Пепита была славная дѣвушка; его разсказы и роскошная обстановка дома совсѣмъ ослѣпили ее. Реновалесъ могъ смѣло дѣлать съ нею, что угодно.

– Ну, голубушка, теперь я уйду, а ты оставайся. Этотъ господинъ – мой папаша, я уже говорилъ тебѣ. Смотри, будь послушной.

И онъ ушелъ, сопровождаемый неестественнымъ смѣхомъ Пепиты и Реновалеса, которые встрѣтили это отеческое наставленіе неловкимъ весельемъ.

Наступило долгое и тяжелое молчаніе. Маэстро не зналъ, что сказать. Воля его была подавлена робостью и волненіемъ. Женщина была не менѣе взволнована. Эта огромная комната, такая величественная, такая безмолвная, съ ея тяжелою и дорогою роскошью, не походила ни на что, видѣнное ею до сихъ поръ и смущала ее. Ею овладѣлъ смутный страхъ человѣка, которому предстоитъ неопредѣленная операція. Ее пугали также горящіе, пристально устремленные на нее глаза этого человѣка и легкая дрожь въ его щекахъ и губахъ, точно его томила жажда…