Мигель де Унамуно - Туман

Саламанка. Унамуно.

Все вышло по-вашему. Я умер.

– Как только я умру, пошлешь это, понял?

– Как вам угодно, – отвечал слуга, чтобы больше не спорить с хозяином.

Они вместе пошли в спальню. Несчастный Аугусто, раздеваясь, так дрожал, что не мог справиться с одеждой.

– Раздень меня! – сказал он Доминго.

– Да что с вами такое, сеньорито? Вы как будто с дьяволом повидались! Побелели и стали холодным, как снег. Может, позвать доктора?

– Нет, нет, бесполезно.

– Мы нагреем вам постель.

– Зачем? Не надо! И раздень меня совсем, донага, пусть я останусь таким, каким меня родила мать, каким я родился… Если я родился!

– Не говорите так, сеньорито!

– Теперь уложи меня, уложи в постель, я уже не в силах двигаться.

Бедный Доминго, сам перепуганный, уложил хозяина.

– А теперь, Доминго, прочти-ка мне на ухо, только медленно, «Отче наш», «Пресвятую богородицу» и «Спаси, господи». Так, так, не спеши, не спеши… – И после того, как он мысленно повторил все молитвы: – Послушай, возьми-ка сейчас мою правую руку, мне кажется, она чужая, как будто я ее потерял… и помоги мне перекреститься. Так, так. Эта рука, должно быть, уже отмерла… Посмотри, пульс еще есть? Теперь оставь меня, оставь, посмотрим, смогу ли я поспать немного; только укрой меня, укрой… хорошенько…

– Да, лучше вам заснуть, – сказал Доминго, подтягивая одеяло. – Поспите, и все пройдет.

– Да, посплю, все пройдет. Ведь я в своей жизни только спал и видел сны. Было ли что-нибудь еще, кроме тумана?

– Ладно, ладно, оставьте эти разговоры. Все это книжные штучки, как говорит моя Лидувина.

– Книжные штучки… книжные штучки… А что не книжное, Доминго? Разве до книг в том или ином виде, до рассказов, слов, мыслей что-нибудь было? Разве останется что-нибудь после исчезновения мысли? Книжные штучки! А кто не книжный? Ты знаешь дона Мигеля де Унамуно, Доминго?

– Да, читал о нем в газетах. Говорят, он довольно странный господин, изрекает истины, но всегда некстати.

– Но ты знаком с ним?

– Я? А зачем мне?

– Так вот, Унамуно – это тоже книжная штучка. Все мы таковы. И он тоже умрет, да, умрет тоже, хотя того не желает… умрет! И это будет моя месть. Он не позволяет мне жить? Так пусть же умрет, умрет, умрет!

– Ладно уж, оставьте в покое этого господина, пусть себе умирает, когда бог того захочет, а вы спите!

– Спать… спать… видеть сны… Умереть… заснуть… спать… и видеть сны, быть может! Я мыслю – следовательно, существую; я существую – следовательно, мыслю… Я не существую, нет! Меня нет… Мамочка! Эухения… Росарио… Унамуно… – И он заснул.

Через некоторое время Аугусто приподнялся с постели; бледный, задыхающийся, вглядываясь в темноту широко раскрытыми, испуганными глазами, он вскрикнул: «Эухения! Эухения!» Доминго бросился к нему. Голова бессильно упала на грудь, и Аугусто умер.

Приехал врач и, вообразив, будто пациент еще жив, собирался пустить ему кровь, ставить горчичники, но вскоре сам убедился в печальной истине.

– Это сердечный приступ, – сказал врач.

– Нет, сеньор, – отвечал Доминго, – все случилось от несварения. Он поужинал чересчур обильно, как никогда, совершенно для него необычно, будто собирайся…

– Собирался наверстать все, что ему уже не съесть в будущем, не так ли? Быть может, сердцем он предугадал свою смерть.

– А я, – сказала Лидувина, – думаю, причина в голове. Он и вправду поужинал за троих, но как будто не понимал, что делает, и нес всякие глупости.

– Какие глупости? – спросил врач.

– Что он не существует и еще всякое…

– Глупости? – процедил врач сквозь зубы, словноговоря с собой. – Кто знает что-либо о своем существовании? Человек меньше всего знает, существует он или нет. Ведь каждый существует только для других.

Потом громче добавил:

– Сердце, желудок и голова образуют вместе одно целое.

– Ага, они образуют тело, – сказал Доминго.

– А тело и есть одно целое.

– Без сомнения!

– И единство это гораздо важнее, чем вы думаете.

– А вы, сеньор, знаете, что именно я думаю?

– И это верно, теперь я вижу, что вы вовсе не дурак.

– Я себя за такого не считаю, сеньор доктор, и вообще я не понимаю тех людей, которые любого встречного считают за идиота, пока не поймут, что все наоборот.

– Как я уже говорил, – продолжал врач, – желудок производит соки, из которых образуется кровь; сердце снабжает кровью голову и желудок, чтобы они могли работать, а голова управляет работой сердца и желудка, А поэтому могу сказать, что сеньор Аугусто умер от слабости всех трех органов, в синтезе – всего тела.