Мигель де Унамуно - Туман

– Кстати, Виктор…

– Я уже знаю, что ты хочешь сказать. Ты пришел посоветоваться насчет своего душевного состояния, которое с некоторых пор стало тревожным, весьма тревожным, не так ли?

– Да.

– Значит, угадал. Так вот, Аугусто, женись, и чем скорее, тем лучше.

– Но на которой?

– Ага, значит, их больше одной?

– Как ты сумел угадать и это?

– Очень просто. Если бы ты спросил: «На ком?» – я не предположил бы, что их больше одной или что есть хотя бы одна. Но твой вопрос «на которой?» подразумевает, на которой из двух, четырех, десяти или энного количества.

– Все правда.

– Женись, женись на любой из энного числа женщин, в которых ты влюблен, на той, которая подвернется. И не слишком раздумывай. Ты же видишь, я женился не раздумывая, нас просто поженили.

– Я, знаешь, сейчас занимаюсь опытами по женской психологии.

– Единственный опыт по психологии женщины – это брак. Не женившись, нельзя понять психологию женской души. Единственная лаборатория женской психологии, или гинекопсихологии, это брак!

– Но ведь это же необратимо!

– Всякий настоящий опыт необратим. Кто желает проделать эксперимент, сохраняя возможность отступления, не сжигая кораблей, ничего толком не узнает. Не доверяй хирургу, если он не ампутировал какой-нибудь орган самому себе, и психиатру, если он сам не сумасшедший. В общем, хочешь познать психологию – женись.

– Выходит, что холостяки…

– У холостяков нет никакой психологии. У них только метафизика, то есть нечто по ту сторону физического, по ту сторону естественного.

– А что это значит?

– Примерно то же самое, что происходит с тобой.

– Я впал в метафизику? Да ведь я, дорогой Виктор, стою вовсе не по ту сторону естественного, я и до него-то еще не дошел!

– Это одно и то же.

– Как одно и то же?

– По ту сторону естественного – то же самое, что по эту. Быть по ту сторону пространства означает то же самое, что быть по эту сторону его. Вот линия, – и он начертил ее на бумаге, – продолжи ее но обе стороны до бесконечности, и концы ее встретятся, пересекутся в бесконечности, где все встречается и все связано. Любая прямая – это кривая, отрезок окружности с бесконечным радиусом, и в бесконечности она замыкается. Значит, быть по ту или по эту сторону естественного – это одно в то же. Теперь тебе ясно?

– Нет, темно, совсем темно.

– Ну, раз совсем темно, женись.

– Да, но столько сомнений одолевает меня!

– Тем лучше, маленький Гамлет, тем лучше. Ты сомневаешься – значит, ты мыслишь; ты мыслишь – значит ты существуешь. [66]

– Да, сомневаться – значит, мыслить.

– И мыслить – значит, сомневаться, и только сомневаться. Верят, познают, воображают – не сомневаясь; ни вера, ни знание, ни воображение не предполагают сомнений, сомнения даже могут разрушить их, но мыслить без сомнений нельзя. Веру и знание, которые сами по себе статичны, спокойны, мертвы, сомнение превращает в мысль, которая динамична, беспокойна, жива.

– Л воображение?

– Да, здесь возможно некоторое сомнение. Я испытываю сомнения, когда заставляю действовать или говорить героев моего румана; и даже потом я еще сомневаюсь, хорошо ли получилось и соответствует ли тот или иной поступок их натуре. Но я это преодолеваю. Да, да, воображение – тоже мысль, и сомнение с ним вполне совместимо.

Пока Аугусто и Виктор вели свой руманный разговор, я, автор этого румана, который ты, читатель, держишь сейчас в руках, загадочно усмехался, видя, как персонажи моего румана выступают в мою защиту, оправдывают меня и мои собственные приемы. Я говорил себе: «Бедняги совсем не понимают, что лишь пытаются оправдать то, что я с ними делаю! Когда человек ищет себе оправдание, он на самом деле, оправдывает только бога. А я – бог для этих несчастных руманных человечков».

Аугусто направился к Эухении с намерением провести психологический опыт, последний и решительный, хотя боялся, что она откажет ему. Он встретил ее на лестнице» она спускалась, чтобы выйти, а он подымался, чтобы войти.

– Вы к вам, дон Аугусто?

– Да, к вам. Но, раз вы уходите, отложим на день, и я пойду домой.

– Почему же? Дома мой дядя.

– Но я хочу поговорить вовсе не с вашим дядей, а с вами. Отложим разговор до другого раза.

– Нет, нет, вернемся. Дела не надо откладывать.

– Но 'если ваш дядя дома…

– Так он же анархист! Мы не станем его звать.

И она заставила Аугусто пойти вместе с нею наверх. Бедняга, он шел к ней как экспериментатор, а теперь чувствовал себя подопытной лягушкой.