Густав Даниловский - Мария Магдалина

С ужасом смотрела она на рябую от солнечных лучей поверхность опалесцирующих волн, по которым плыли как бы груды почерневших трупов – спаленные греховной похотью, обезображенные внезапной смертью тела женщин и мужчин вместе с тушами животных, кое-где переплетенных друг с другом, как бы клубившихся в судорожных подергиваниях извращенной страсти.

Смертельно бледная, смотрела она на это чудовищное безумие новых, неведомых ей, греховных оргий. Ноздри ее стали раздуваться, из-под налившихся кровью губ сверкнули крепко стиснутые зубы, и суровая складка сморщила лоб.

Она водила кругом сухими глазами и вдруг увидела колышущийся на волнах огромный черный крест, по временам поднимавшийся кверху и становившийся прямо, погружавшийся обратно в воду и выплывающий оттуда опять, как прежде.

– Христе! – воскликнула она и бросилась в воду, но, точно подхваченная водоворотами, была выброшена из пучины на берег.

Прежде чем она успела протереть облитые горькой влагой глаза – крест исчез, и по воде продолжали только плыть обугленные трупы грешников, как будто силящиеся встать, чтоб еще раз сгореть в адском огне наслаждений.

Мария с ужасом отвернулась и пошла, не оглядываясь, назад, обжигаемая сзади солнцем, которое, казалось, готово было сжечь на ней раздраженную соленой купелью кожу.

С этих пор видение креста стало преследовать ее чаще и чаще. Он маячил перед ней в свете яркого дня на горизонте, стоял, врытый в пески пустыни, по ночам, и это были уже галлюцинации не только зрения, но и осязания.

Когда она подползала к его подножию, она чувствовала, что обнимает твердый столб, и смутно испытывала чувство того же страдания и муки, какие она пережила на Голгофе. Иногда, однако, он ускользал из ее рук, и она видела, как он реет по небу… Тогда она ложилась на спину и, раскинув руки, сама, точно второй белый крест, страстной мольбой уносилась к нему, и, случалось, он спускался, уменьшался до ее меры и ложился поперечинами на ее руки, вертикальным столбом – вдоль ее тела, на ее голову, подножием – на ее ступни.

Придавленная его тяжестью, исколотая его сучьями, израненная гвоздями, она переживала судороги страдания, почти граничившего с наслаждением.

От зноя этой муки точно иссыхало все ее нутро, тело ее как будто освобождалось от физических потребностей, она не испытывала ни голода, ни жажды, прекратились у ней даже обычные у женщин явления.

А в скором времени на ладонях и на ногах выступили пламенные пятна, под левой грудью загорелся огнем красный рубец.

В полнолуние эти стигмы открывались в кровоточащие раны. Она пила эту кровь и испытывала чувство, будто это не ее обычная кровь, а кровь тех святых ран, к которым она припала пылающими устами, когда сняли возлюбленное тело учителя с древа муки.

Умиленная до глубины этой благодатью, вся охваченная таинством, мистическим трепетом, она то нежно, то страстно целовала свои руки, приближалась губами к облитым кровью ступням и рыдала от тоски, что не может прикоснуться устами к той ране под грудью, из которой бьет живая кровь его сердца.

Когда раны засыхали, проходило сладостное блаженство, а беспрестанный возбуждающий зуд в руках и ногах, точно на них лежали пылающие угли, доводил ее до припадков истерического плача, до диких взрывов стона, нечленораздельных выкриков и эпилептических судорог.

Совершенно случайно она нашла верное и действенное средство против этих припадков, доводивших до крайней степени раздражения ее издерганные нервы.

Она садилась перед пещерой, брала в руки меч, выставляла его под лучи солнца и фиксировала взгляд на блестящей стали.

После нескольких минут мерцания меч начинал блестеть ровным, гладким светом, точно глубокая, тихая водная гладь, и мало-помалу все в ней начинало замирать, и она погружалась в каталептический сон.

Тело ее становилось безжизненным, члены цепенели, и она сидела так, с прикованными к мечу глазами, недвижимая, окаменелая, весь день.

Она просыпалась, когда блеск стали потухал, и проводила ночь в туманном опьянении.

Но как-то однажды она очнулась при совершенно ярком солнце, с минуту смотрела, ничего не сознавая, меч выпал из ее рук, она вскочила порывисто, как испуганная лань, и, испуганно закрываясь руками, точно защищаясь от кого-то, с ужасом в глазах стала отступать к порогу пещеры.

Стоявшие перед ней люди тоже отступали немного назад в изумлении и страхе.

Их было трое: галилеянин Тимофей, грек Стефан – простые ученики – и искренне обращенный в веру учителя Никодим, облеченный уже саном диакона.