Густав Даниловский - Мария Магдалина

И, наконец, припадок болезненной дикой пляски овладевал всеми ее членами, лежавшее на земле нагое ее тело металось в судорогах, точно охваченное вихрем безумного танца.

Все громче и громче между тем звучали тамбурины, все более и более захватывающе стонали струны, все визгливее звучали дудки сатиров. И вдруг с чмокающими поцелуями выскакивали толпы косматых фавнов, пляска превращалась в разнузданную оргию.

Мария пылающими глазами смотрела на эти сцены разгула, груди ее вздымались, страстно раскрывались уста, начинала пениться, как шипучее вино, кровь, сладостной мглой затуманивались глаза.

И вдруг все сразу проваливалось в землю.

Медленно рассеивались звуки музыки, точно преображаясь в свет, который, пропитываясь мало-помалу пурпуром, заполнял пещеру багровым пламенем.

И пещера преображалась в роскошную спальню Муция. Загорались по углам светильники, въезжала на свод запряженная голубями сверкающая колесница прекрасной Афродиты, и во все стороны порхали прелестные купидоны, метая огненные стрелы. И Марии казалось тогда, будто она лежит на богатом ложе, в сладостном ожидании красавца римлянина. Он являлся, белый, как изваяние, мускулистый и стройный, наклонялся, чтоб схватить ее в объятия, но тут же рядом точно из тумана появлялся Иуда, и четыре руки начинали бороться на ее теле, за ее тело. Они вырывали друг у друга ее прекрасные члены, дергали груди, наступали коленями, давили ее бока. Отброшенные наконец ее порывистым усилием, они все еще продолжали драться, катаясь на песке, а она жадно следила за трепещущими бешенством их сильными мускулами и пружинящимися членами.

И вдруг Муций исчез. Вставал с торжествующим видом Иуда, припадал устами к ее устам, но губы его были холодные, зловонные, мертвые. Лицо выглядело мертвенно-зеленым, голова спадала на грудь, точно пустой горшок, а из разбитого черепа текла гнойная черная кровь.

Мария вскакивала с истерическим криком и убеждалась, что ничего нет. Кругом простирается только безмолвная, беспредельная пустыня, и какие-то страшные чудовища блуждают то тут, то там. Она не видит их, но чувствует, как они, крадучись, ползут к ней.

Однажды этот страх ее превратился в панический ужас, когда она услышала протяжный, стонущий вой и увидела тихо бегущие тени. Это были шакалы. Впереди один, немного поодаль еще четыре и два сзади. Низко наклонив голову и нюхая воздух, они торопливой рысцой стали забегать со стороны, остановились и уселись полукругом.

Мария обомлела от страха, сердце у нее замерло, волосы на голове зашевелились и поднялись кверху, точно золотые змеи.

Торчащие уши превращались в глазах ее в бесовские рожки, глаза – в огни; ей казалось, что она видит семь бесстыдных бесов, которые опутали ее душу.

Острые морды этих бесов хохотали, казалось, беззвучным, насмешливым хихиканьем, а гибкие ноздри нюхали воздух, чуя в ней верную добычу. Кровь свернулась у нее в жилах, на спине точно растаяла большая ледяная сосулька, и, теряя рассудок от ужаса, она тихонько протянула немеющую руку к мечу, судорожно обхватила ладонью рукоятку и, обливаясь холодным потом, вся дрожа, с диким криком в раздувшейся от страха гортани, в одно мгновенье выбежала из пещеры и стала рубить направо и налево, как слепая.

Трусливые звери разбежались. С минуту бежала она, преследуя их убегающие тени, но ноги у нее стали подкашиваться, наконец, она обессилела и упала без чувств.

С этой минуты, опасаясь, что в закрытом убежище она может быть окружена, она не возвращалась больше в пещеру.

Дни она проводила в тени скалы, а ночь – под искрящимся звездами белесоватым небом, с мечом в руке, стараясь не спать. Часто, однако, ее одолевал сон. Однажды, заснув крепче, чем всегда, и проснувшись на рассвете, она увидела на горизонте огромный прекрасный город. Широко открытыми от изумления глазами она смотрела на блестящие, фантастические, точно из перламутра построенные здания, облитые золотом великолепные кровли, тянущиеся кверху колонны и точно колышущиеся башни. Она встала, как очарованная, и пошла туда, где маячило видение.

Но по мере того как она приближалась, здания начинали колебаться и проваливаться, колонны исчезать, и лишь раззолоченные крыши с расплывающимися краями реяли еще с минуту в воздухе, и в конце концов и они рассеялись как туман.

Мария очутилась на берегу зияющего пустынностью Мертвого моря.

По искрящемуся, раскаленному песку, по теням развалин пяти городов, расплывчато маячивших в водных глубинах, по множеству как бы раскиданных плодов, на вид съедобных, но рассыпавшихся в руках в пыльный порошок, – она теперь только поняла, что провела годы в сожженной гневом божьим страшной, опустошенной земле Содомской.