Хуан Гойтисоло - Цирк

– Ну так слушайте: даже если он будет мне каждую минуту посылать по букету, я не выйду за него замуж. С меня хватит, – прорыдала она, – хватит, хватит…

– Селия…

Шаги гулко отдавались в мозгу, словно ударяли по черепной коробке. Потом, как будто отброшенные дыханием урагана, громко захлопали двери. Хватит, хватит…

– Довольно!..

Она опомнилась только на улице Сан-Пабло, недалеко от Пасео. На ней было мятое домашнее платье. Глаза жгло, в ушах кололо.

– Я уеду с ним!.. Я никогда больше не вернусь в Лас Кальдас!..

Бледно-зеленое море в белых гребешках, расснащенные рыбачьи лодки на песке, раскачиваемые ветром сосны Пасео, далекая сторожка с побеленными стенами…

Она шагала по берегу навстречу ветру, обходя стайки детей, игравших на песке, яростно попирая их волшебные замки. Но чем дальше она уходила от старого города, тем медленнее становились ее шаги. Она шла еще довольно долго, как бы по инерции. Подойдя к «Гранд-отелю», она присела возле какой-то лодки.

Несколько минут Селия сидела неподвижно, ожидая, пока успокоится дыхание. Солнце сверкало в пенящейся воде бухты, и чайки касались песка легким веером своих крыльев.

С внезапной решимостью Селия вытащила из кармана юбки авторучку и клочок бумаги и, положив листок на обшитый металлом борт лодки, начала писать: «Дорогой Атила…»

– Мне бы хотелось, чтобы уже наступило пять часов, – в двадцатый раз сказала Лус-Дивина. – Не понимаю, почему время тянется так медленно.

Она сидела на полу на перине, не сводя глаз с голых стен галереи, где сегодня вечером ей предстоит принимать гостей. Рядом с ней Ненука угольком чертила палочки на полу. Ненуке было только восемь лет, и в довершение всего она ночью пачкала постель, но, когда Лус-Дивина оставалась одна и ей нужно было рассказать кому-то о своих планах, Ненука была единственным человеком в мире, расположенным слушать ее.

– Мне бы хотелось, чтобы праздник уже начался и весь дом был полон друзей. Друзей, слышишь, а не таких плохо воспитанных мальчишек, как Тано, которые только всем мешают.

В последний раз, когда Монтсе принимала своих знакомых, Тано с двумя товарищами, хотя никто их не приглашал, ворвались в сад и стали пить пунш и пожирать сласти, пока не наелись до отвала. Потом они подрались с сестрой Монтсе в исцарапали лицо Панчо.

– Мама купила десять кило муки, чтобы напечь пирожных, и приготовит по меньшей мере сто чашек шоколада. Или двести, сколько захотят гости.

Когда мать шла за покупками, Лус-Дивина высказала ей свои опасения. «Придут все мои подруги, – сказала она. – Сколько бы ты ни приготовила, думаю, все равно будет мало».

– Вчера вечером, – продолжала она, – я пригласила больше двадцати человек, и еще многих мне нужно оповестить. Многих. Всех мальчиков и девочек от двенадцати до шестнадцати лет.

В последнюю минуту ей пришла в голову мысль установить низший возрастной предел, чтобы предотвратить какое-нибудь бедствие. Дети моложе ее, в том числе и Ненука, не представляли абсолютно никакого интереса. И наоборот, праздник с участием девочек вроде Викки облегчил бы ей доступ в общество старших.

– А где у тебя стулья? – спросила Ненука после недолгого молчания. – Куда ты посадишь гостей?

Лус-Дивина с опаской подумала о голых комнатах их квартиры.

– Мама даст ковер из своей комнаты, и мы сядем на полу.

– Ковер? – скептически произнесла Ненука.

– Да. Он не очень новый, но это не важно. Кроме того, – прибавила она с самодовольной улыбкой, – я думаю, он нам и не понадобится.

– Почему? – спросила Ненука. – Вы не будете садиться?

– Мне кажется, как только начнется праздник, у нас найдутся дела поважнее.

– Дела? Какие дела?

– Мой праздник будет не такой, как другие. Я пригласила только избранных. При входе мама будет давать приглашенным карточку. И все, у кого не окажется карточки, останутся на улице.

Несколько секунд Лус-Дивина созерцала обгоревшие остатки стульев, которые Ута перед отъездом бросил в огонь.

– Гостям сразу же станет ясно, что мой праздник особый, что все изменилось.

– Изменилось? Как это изменилось?

– Они поймут, что праздник этот устраивается в их честь, и подойдут поблагодарить меня. Мама подарила мне в день моего рождения альбом в кожаном переплете, и я дам всем расписаться в нем. И все распишутся, потому что поймут, что я уже взрослая, и допустят меня в общество старших.

– А я уверена, что Викки не придет, – сказала Ненука.