Владимир Набоков - Истинная жизнь Севастьяна Найта

Но она была открыта; удача покуда мне сопутствовала.

Здание было довольно приятным на вид, с ухоженным садом и готовыми зацвесть каштанами. Тут как будто могло разместиться не более пятидесяти человек, и это меня приободрило: я хотел по возможности ограничить свой выбор. Управляющий гостиницей оказался седовласым господином с подстриженной бородкой и бархатистыми черными глазами. Я приступил к делу очень осторожно.

Прежде всего я сказал, что мой покойный брат Севастьян Найт, известнейший английский писатель, был весьма доволен своим визитом сюда и что сам я не прочь здесь летом остановиться. Может быть, мне следовало взять комнату, подъехать исподволь, втереться в доверие, как говорят, и отложить свою необычную просьбу до более благоприятного случая; но я почему-то решил, что вопрос можно разрешить не сходя с места. Он сказал, что действительно помнит англичанина, который тут останавливался в 1929 году и каждое утро требовал себе ванну.

– А легко ли он сходился с людьми? – спросил я с притворной непринужденностью. – Или он всегда держался один?

– По-моему, он был здесь с отцом, – не очень уверенно сказал управляющий.

Некоторое время мы пытались разобраться с тремя или четырьмя англичанами, которым случилось стоять в отеле «Бомонт» за последние десять лет. Было очевидно, что он вряд ли помнит Севастьяна.

– Сказать по правде, – сказал я небрежно, – я пытаюсь найти адрес одной дамы, знакомой брата, которая здесь стояла тогда же, что и он.

Управляющий слегка поднял брови, и у меня возникло неприятное чувство, что я допустил грубый промах.

– Зачем? – сказал он. («Подмазать его, что ли?» – мелькнуло у меня в голове.)

– Что ж, – сказал я, – я готов заплатить вам за труды по розыску нужных мне сведений.

– Каких сведений? – спросил он (старый подозрительный осел – да не попадутся ему на глаза сии строки).

– Мне желательно знать, – продолжал я, не теряя терпения, – не могли бы вы быть настолько любезны, чтобы помочь мне найти адрес особы, которая останавливалась здесь в тех же числах, что и г. Найт, т. е. в июне 1929 года.

– Какой особы? – спросил он с сократовскими интонациями луис-карролевой Гусеницы.

– Имя ее мне в точности неизвестно, – сказал я с некоторым раздражением.

– Тогда как же прикажете мне искать ее? – сказал он, пожав плечами.

– Она русская, – сказал я. – Быть может, вы припомните русскую даму – молодую – и, ээ… хорошую собой?

– Nous avons eu beaucoup de jolies dames [63], – отвечал он все более холодным тоном. – Как можно всех упомнить?

– Всего проще, – сказал я, – было бы справиться в ваших книгах и выписать оттуда русские имена за июнь 1929-го.

– Таких окажется не одна, – сказал он. – Как вы узнаете, которая вам нужна, если вы не знаете ее имени?

– Вы дайте мне имена и адреса, – сказал я, отчаявшись, – а я уж сам разберусь.

Он глубоко вздохнул и покачал головой.

– Нет, – сказал он.

– Вы хотите сказать, что у вас нет книг для регистрации гостей? – спросил я, стараясь говорить спокойно.

– О да, они у меня имеются, еще бы, – сказал он. – В моем деле необходим строгий порядок. О да, имена у меня все записаны, можете не сомневаться…

Он удалился в глубину комнаты и возвратился с большой черной книгой.

– Вот, прошу, – сказал он. – Первая неделя июля месяца 1935 года… Профессор Отт с супругой, полковник Самэн…

– Но послушайте, – сказал я, – меня не интересует июль 1935-го. Мне нужно…

Тут он захлопнул книгу и унес ее.

– Я только хотел показать вам, – сказал он, стоя ко мне спиной, – показать (щелкнул замок), что я содержу свои книги в образцовом порядке.

Он вернулся к своему столу и сложил втрое письмо, лежавшее на бюваре.

– Лето 1929-го, – сказал я умоляющим голосом. – Отчего вы не хотите показать страницы, которые мне нужны?

– Оттого, – сказал он, – что этого не полагается. Во-первых, я не хочу, чтобы человек мне совершенно незнакомый тревожил моих бывших и будущих постояльцев. Во-вторых, я не могу понять, для чего вам так необходимо найти особу, имени которой вы не желаете назвать. А в-третьих – я не хочу никаких неприятностей. У меня их и без того хватает. Тут вон в гостинице за углом жила одна швейцарская пара, так они покончили с собой в 29-м году, – прибавил он непонятно к чему.

– Это ваше последнее слово? – спросил я.

Он кивнул и посмотрел на часы. Я резко повернулся и хлопнул за собой дверью – во всяком случае, попытался хлопнуть, – как назло, двери были пневматические, с амортизатором.