Луи Куперус - Тайная сила

Ван Аудейк не ощущал мистики видимых вещей. И божественно тихая жизнь легко могла застать его, неготового и слабого, врасплох.

Нгаджива был намного более веселым городком, чем Лабуванги. Здесь располагался гарнизон; из более отдаленных регионов, с кофейных плантаций, сюда нередко съезжались управляющие и служащие, чтобы развеяться и отдохнуть; два раза в год здесь устраивались скачки, и приуроченные к ним празднества растягивались на целую неделю: торжественная встреча резидента, жеребьевка, парад цветов и опера, два или три бала, все разные – бал-маскарад, гала-бал и танцевальное суаре. Это время, когда все рано встают и поздно ложатся, когда люди за несколько дней проигрывают сотни и сотни гульденов – ставя на тотализатор или играя в экарте [56]… В эти дни выплескивалась наружу вся потребность в удовольствиях и радости жизни, мыслью об этих днях хозяева кофейных плантаций и владельцы сахарных фабрик жили месяцами; на эти дни многие копили деньги в течение полугода. Народ стекался со всех сторон, обе гостиницы бывали переполнены, многие семьи принимали к себе постояльцев; шампанское лилось рекой, все с пылом делали ставки, не только мужчины, но и дамы, отлично знавшие лошадей, как будто они были из их собственной конюшни. На балах все чувствовали себя как дома, ведь все были знакомы со всеми, словно на семейном празднике, а вальс и модные танцы «вашингтон пост» и «грациана» танцевали с неповторимым изяществом местных танцовщиков и танцовщиц, с неотчетливым ритмом, с изящно развевающимися шлейфами, с улыбкой тихого восторга на приоткрытых губах, с тем мечтательным сладострастием танца, которое сквозит в движениях восточных танцовщиц и танцовщиков, и далеко не в последнюю очередь тех, в чьих жилах течет яванская кровь. Для них танцы – это не дикий спорт, они не прыгают, с хохотом сталкиваясь друг с другом, это не грубая суматоха кадрили на молодежных балах у нас в Голландии; здесь танцы, особенно у танцовщиков со смешанной кровью – это учтивость и грация: спокойное изящество движений, грациозно выписываемые арабески точных па в четком ритме в танцевальных залах; гармония благородного, в духе XVIII века, волнообразного движения танцующих, неторопливых па и вращений под примитивное «бум-бум» яванских музыкантов. Так танцевал и Адди де Люс, к которому были прикованы взгляды всех женщин и девушек, следивших за каждым его движением, глазами моливших его увлечь их за собой в это волнообразное покачивание, напоминавшее купание во сне… Талант к танцу он унаследовал от матери, здесь было что-то от изящества восточных танцовщиц, среди которых выросла его мать; сочетание современных западных элементов с древними, восточными, придавало танцующему Адди особое обаяние, перед которым было не устоять…

Сегодня, на последнем бале, танцевальном суаре, он танцевал так с Додди и после нее с Леони. Была поздняя ночь – или раннее утро: за окнами брезжил первый свет. Усталость опустилась на всех в зале, и ван Аудейк в конце концов сказал ассистенту-резиденту Вермалену, у которого они остановились, что хочет идти домой. Они с Вермаленом разговаривали в передней галерее клубного дома, когда по полутемному саду к нему подошел пати , явно взволнованный, присел на пятки, поприветствовал его жестом семба и произнес:

– Кандженг! Кандженг ! Дайте мне совет, скажите, что мне делать! Регент напился, он ходит по улице, полностью забыв о своем достоинстве.

Участники праздника расходились по домам. Экипажи подъезжали ко входу, гости садились в них, и экипажи уезжали. На дороге перед зданием клуба ван Аудейк заметил яванца с обнаженным до пояса торсом, без головного убора, с беспорядочно развевающимися длинными волосами, который яростно жестикулировал и громко говорил. В полутьме там и сям собирались группки яванцев, чтобы издали поглазеть на него.

Ван Аудейк узнал регента Надживы. Регент уже во время бала вел себя несдержанно, после того как, проиграв большие деньги в карты, принялся пить без разбора разные сорта вина.

– Разве регент не уехал домой? – спросил ван Аудейк.

– Конечно, уехал! – жалобно ответил пати . – Я отвел Регента домой, как только увидел, что он не держит себя в руках. Он тотчас упал на кровать; я думал, он крепко заснул. Но видите, он проснулся и снова встал, он ушел из своего дворца и вернулся сюда. Посмотрите, что он вытворяет! Он пьян, он пьян и не помнит, кто он и чей он сын!