Эдит Несбит - Пятеро детей и Оно

И Антея с немыслимой скоростью затараторила:

– Да, да, мы, конечно, сейчас его вам отдадим. Только сперва разрешите мне вам рассказать. Каждый вечер он принимает теплую ванну, а каждое утро – холодную. В теплой ванне с ним вместе купается фарфоровый зайчик, а в холодной – маленький фарфоровый Самуил, который молится на красной фарфоровой подушечке. А если Ягненочку вдруг попадет в глазки мыло, он…

– Гуазки, – вмешался Ягненочек, который, едва Антея заговорила, затих и с большим интересом слушал.

Женщина засмеялась:

– Будто бы я детей никогда не купала. Оставляй мне его. Сейчас тебя Милли возьмет на ручки, мой золотой, – вкрадчиво обратилась она к малышу.

– Уйди, гагая, – замахал на нее руками Ягненочек.

– Еще я должна обязательно рассказать про его еду, – снова затараторила Антея. – На завтрак ему дают банан, или яблоко, или хлеб с молоком. А к пятичасовому чаю иногда яйцо, а иногда…

– Я вырастила десятерых, – наскучило слушать цыганке со смоляными кудрями, – и еще нескольких. – Видимо, не совсем точно помнила она количество своих многочисленных отпрысков. – Так что давай малыша сюда поскорее, мисс. Терпежу просто нету, как мне охота обнять его.

– Мы еще не решили, чьим ему быть, Эстер, – строго напомнил один из мужчин.

– И уж наверняка не твоим, Эстер, – подхватила одна из женщин. – У тебя сейчас пять малышей и так за юбку цепляются.

– А я бы на твоем месте язык свой попридержал, – угрожающе на нее зыркнул муж Эстер. – У меня, между прочим, тоже есть свое мнение.

– Он будет мой, – с вызывающим видом уперла руки в бока девушка по имени Зилла. – Я не замужем, печься мне не о ком, значит, пусть мне и достанется.

– Да кто тебя спрашивает! – загалдел возмущенно табор. – Ты губы-то не раскатывай! Не наглей!

Страсти стремительно накалялись. Голоса звучали все яростней. Смуглые лица цыган заострились, в глазах заплясало темное пламя вражды. И вот, когда спор уже был готов обернуться яростной потасовкой, по толпе пронесся недоуменный гул, и табор затих. Словно вдруг кто-то невидимый прошелся по всем этим людям губкой, стерев с них накал безумства, как стирают ненужные надписи с классной доски.

Но, даже поняв, что солнце наконец село, дети еще какое-то время боялись сдвинуться с места. Цыган охватило полное замешательство, и они ошалело таращились друг на друга, не в силах произнести ни слова.

Детям сейчас было страшно даже дышать. Никто ведь из них не знал, как себя поведут эти люди, когда опомнятся. Вдруг, осознав свое глупое поведение, от стыда впадут в ярость?

Это был очень трудный момент, и Антея внезапно пошла на отчаянный шаг.

– Возьмите его, – протянула она Ягненочка мужчине с платком на шее.

Тот испуганно отшатнулся.

– Мне не хотелось бы вас лишать его, мисс, – хрипло ответил он.

– Любому, кто хочет, могу уступить свою долю, – сказал другой мужчина.

– А мне и своих довольно, – объявила Эстер.

– Он у вас очень миленький крохотный человечек, – проговорила Амелия, единственная из своих соплеменников еще сохранившая интерес к ребенку.

А девушка Зилла смущенно пробормотала:

– Верно, мне солнцем голову напекло, потому как уж мне-то он вовсе не нужен.

– Значит, мы его забираем с собой? – осторожно осведомилась Антея.

– А то, – с облегчением выдохнул Фараон. – Вам до дому давно пора.

И табор бросился торопливо готовить к ночлегу свои палатки. Рядом с детьми осталась только Амелия. Проводив их до поворота, она попросила:

– Позвольте мне, пожалуйста, юная мисс, я его поцелую. Прямо в толк не возьму, что нас дернуло так по-дурацки себя повести? Мы, цыгане, младенцев-то не воруем, пусть даже вас таким и стращают, когда вы расшалитесь. У большинства наших своей ребятни предостаточно, только вот я всех своих потеряла.

Она склонилась к Ягненочку, а он, посмотрев ей в глаза, вдруг начал гладить ее лицо пухлой грязной ладошкой и сказал:

– Хоосая, хоосая.

А потом не только позволил цыганке поцеловать себя, но и сам ответил ей поцелуем в смуглую щеку. И это был замечательный поцелуй, а не какой-нибудь там слюнявый, какие порой позволяют себе малыши его возраста. Цыганка провела пальцем по его лбу, будто бы что-то на нем написав, затем сделала то же самое на его груди, руках и ногах и сказала:

– Пусть будет он храбрым и мудрым. С отважным сердцем, полным любви. Руками, ловкими для любой работы. И ногами, выносливыми даже для очень длительных странствий. И пусть он, куда б ни отправился, всегда возвращался целым и невредимым к своим.