Оскар Уайльд - Сказки

– Что же мне дать тебе, если ты не хочешь ни золота, ни серебра?

Колдунья погладила его волосы своей тонкой бледной рукой.

– Ты должен станцевать со мной, мой милый, – шепнула она улыбаясь.

– Только и всего? – воскликнул молодой Рыбак и вскочил на ноги.

– Только и всего, – и Колдунья снова улыбнулась.

– Ну так на закате солнца мы с тобой встретимся в каком-нибудь уединенном уголке и потанцуем, а потом ты сделаешь то, о чем я тебя прошу.

Колдунья покачала головой.

– Когда высоко взойдет месяц… когда высоко взойдет месяц… – прошептала она. Потом оглянулась по сторонам и прислушалась. Синяя птица с криком поднялась из своего гнезда и закружилась над дюнами; три пестрые птицы зашуршали в сухой серой траве и засвистели, будто переговариваясь. Кроме плеска волны, перекатывавшей у берега гладкие камешки, не было слышно ни звука. Колдунья протянула руку, привлекла к себе Рыбака и приблизила к его уху свои сухие губы.

– Сегодня ночью приходи на вершину горы. Сегодня Шабаш, и Он будет там.

Молодой Рыбак взглянул на нее.

– Кто это «Он»? О ком ты говоришь?

Колдунья рассмеялась, сверкнув белыми зубами.

– Не все ли равно? Приходи туда сегодня ночью, встань под ветвями белого бука и жди меня. Если к тебе подбежит черная собака, ударь ее ивовым прутом, и она убежит. Если сова заговорит с тобой, не отвечай ей. Когда месяц поднимется высоко на небе, я буду с тобой и мы потанцуем на траве.

– Но можешь ли ты мне поклясться, что ты научишь меня, как освободиться от души? – спросил Рыбак.

Колдунья вышла из грота на солнце, и ветер заиграл ее огненными волосами.

– Клянусь копытами козла, – прозвучал ее ответ.

– Ты лучшая из колдуний! – воскликнул молодой Рыбак. – И я непременно буду танцевать с тобой сегодня на вершине горы. Лучше бы ты спросила с меня золота или серебра; но раз такова твоя цена, пусть будет по-твоему, это не так уж трудно. – И он, сняв шляпу, низко поклонился и, ликуя от радости, побежал в город.

Колдунья смотрела ему вслед; когда же он скрылся из вида, она вернулась в грот и, вынув из резного кедрового ящичка зеркало, поставила его на подставку; потом начала жечь перед ним на угольях вербену, пристально всматриваясь в кольца дыма. По прошествии нескольких мгновений она гневно стиснула руки.

– Он должен быть моим, – прошептала она. – Я так же прекрасна, как и она!

И в тот же вечер, как только взошла луна, молодой Рыбак взобрался на вершину горы и стал под ветвями белого бука.

Словно громадный щит из полированного металла, округлое море лежало у его ног, и тени рыбачьих лодок скользили по маленькому заливу. Большая сова, с желтыми, как сера, глазами, окликнула рыбака, но он не отозвался. Черная собака подбежала к нему и зарычала. Он ударил ее ивовым прутом, и она с визгом убежала.

В полночь появились колдуньи, несясь, словно летучие мыши, по воздуху.

– Фью! – кричали они, спускаясь на землю. – Здесь есть кто-то чужой! – И они нюхали воздух, перешептываясь и жестикулируя. Последней прилетела молодая Колдунья с развевавшимися по ветру огненными волосами. На ней было платье из золотой ткани, вышитое павлиньими глазками, а на голове – маленькая шапочка из зеленого бархата.

– Где он? где он? – закричали колдуньи, увидев ее, но она только засмеялась и, подбежав к белому буку, взяла Рыбака за руку, вывела его на лунный свет и принялась танцевать.

Они кружились, кружились вихрем, и молодая Колдунья прыгала так высоко, что Рыбак видел красные каблуки ее башмаков. Вдруг танцующие услышали конский топот, но лошади не было видно, – и Рыбаком овладел страх.

– Скорее! – крикнула Колдунья и обвила руками его шею; ее горячее дыхание обжигало ему лицо. – Скорее! скорее! – кричала она, и земля, казалось, завертелась у него под ногами; в уме у него помутилось, и ужас охватил его, будто от взгляда какого-то злого духа. Наконец он ясно почувствовал, что в тени скалы появился кто-то, кого прежде там не было.

Это был человек, одетый в черный бархатный костюм испанского покроя. Лицо его было до странности бледно, но губы походили на гордый алый цветок. Он казался усталым и, прислонясь к скале, небрежно играл рукояткой своего кинжала. На траве рядом с ним лежала шляпа с пером и пара перчаток для верховой езды, зашнурованных золотым шнурком; жемчугом на них был вышит какой-то странный герб. Короткий плащ, подбитый соболем, свешивался с его плеча, а холеные руки были украшены кольцами. Тяжелые веки скрывали его глаза.