Затем на арену вышли красивые египтяне – так в те времена назывались цыгане, – и, усевшись со скрещенными ногами в кружок, принялись мягко наигрывать на своих цитрах, раскачиваясь в такт и напевая тихую мечтательную мелодию. При виде Дона Педро на их лицах отразился гнев, а у некоторых в глазах мелькнул испуг, так как лишь несколько недель назад двое из их племени были по его приказанию повешены за колдовство на торговой площади в Севилье; но хорошенькая Инфанта, откинувшаяся на спинку кресла и смотревшая из-за веера своими большими голубыми глазами, очаровала их, и они прониклись уверенностью, что такое прелестное существо не может быть жестоким. А потому они продолжали тихо наигрывать, едва касаясь струн цитры своими заостренными ногтями; и головы их начали склоняться, как будто они засыпали. Вдруг с пронзительным криком, от которого дети вздрогнули, а рука Дона Педро сжала агатовую рукоятку кинжала, они вскочили на ноги и закружились, как бешеные, по арене, ударяя в бубны и напевая какую-то дикую песню любви на своем странном гортанном наречии. Потом, повинуясь новому знаку, они все снова бросились на землю и замерли без движения; лишь глухое бренчание цитр нарушало тишину. Проделав это несколько раз, они удалились, но через мгновение вернулись, ведя на цепи коричневого косматого медведя и неся на плечах несколько маленьких берберийских обезьянок. Медведь с комической важностью становился на голову, а ученые обезьянки проделывали разные забавные штуки вместе с двумя цыганскими мальчиками, по-видимому их хозяевами: сражались крошечными саблями, стреляли из ружей и маневрировали, совсем как гвардия короля. Цыгане очень понравились детям.
Но самым забавным развлечением в это утро были, несомненно, танцы маленького Карлика. Когда он, ковыляя на своих кривых ножках и качая из стороны в сторону своей громадной уродливой головой, вышел на арену, дети разразились восторженными криками; а громкий смех Инфанты вызвал даже замечание Камереры, сказавшей, что, хотя и было в Испании много прецедентов, когда королевы плакали перед равными себе, еще никогда не случалось, чтобы принцесса царской крови проявляла такую веселость в присутствии людей, которые ниже ее по рождению. Карлик, однако же, был действительно неотразим; и даже испанский двор, всегда особенно выделявшийся своей страстью ко всяким ужасам, никогда еще не видел такого фантастического маленького чудовища. К тому же это был его первый выход. Он был случайно найден накануне, когда бегал по лесу, двумя вельможами, охотившимися в отдаленной части окружавшего город пробкового леса. Карлик был привезен во дворец, чтобы сделать сюрприз для Инфанты, и его отец, бедный угольщик, был рад возможности отделаться от такого уродливого и бесполезного ребенка. Пожалуй, самое смешное заключалась в том, что сам Карлик совершенно не сознавал своего комичного вида. Казалось, он был совершенно счастлив и весел. Когда дети смеялись, он смеялся так же беспечно и радостно, как они; а после каждого танца он отвешивал им пресмешные поклоны, улыбаясь и кивая, как будто и в самом деле ничем от них не отличался и не был маленьким уродцем, созданным по какому-то капризу природы, чтобы служить мишенью для насмешек. Инфанта положительно очаровала Карлика. Он не мог отвести от нее глаз и, казалось, танцевал только для нее одной. По окончании же представления, когда Инфанта, в подражание важным придворным дамам, бросавшим букеты Кафарелли, знаменитому итальянскому певцу из папской капеллы, присланному в Мадрид самим Папой для исцеления сладкозвучным голосом меланхолии Короля, вынула из своих волос прекрасную белую розу и, отчасти ради шутки, отчасти чтобы подразнить Камереру, с очаровательной улыбкой бросила ее Карлику на арену, – последний принял это всерьез и, прижимая цветок к своим сухим губам, с искрящимися радостью глазками и улыбкой от уха до уха, приложил руку к сердцу и опустился на одно колено перед Инфантой.
Эта выходка окончательно рассеяла важность Инфанты; она еще долго смеялась и после того, как Карлик убежал с арены, и выразила своему дяде желание, чтобы танец был немедленно повторен. Однако Камерера, под предлогом того что солнце слишком грело, решила, что Ее Высочество должна тотчас же вернуться во дворец, где ее уже ждал пышный завтрак с тортом, украшенным ее собственными инициалами, сделанными из цветного сахара, и с красивым серебряным флагом на верхушке. Поэтому Инфанта с достоинством встала и, отдав приказание, чтобы маленький Карлик еще раз исполнил свой танец по окончании сиесты, поблагодарила юного графа Тьерра-Нуева за чудесный прием и вернулась в свои апартаменты в сопровождении детей, двинувшихся за нею в том же порядке, в каком они раньше входили.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу