Иван Горбунов - Самодур

Те же без ЕГОРУШКИ.

Зоя Евграфовна.

Что, Матрена Панкратьевна, на каком он у вас положении?

Матрена Панкратьевна.

Какое его положение! Голубей гоняет… Да вот, пить обучился; мальчишка молодой, присмотреть-то некому – и пьет. На фабрику посылали, – фабрика у нас под Троицей: пристращали его там, а он, со злости, в озеро бросился… на силу разделались.

Зоя Евграфовна.

Ну, Матрена Панкратьевна, истинная вы, ангел мой,

страдалица. Именно уж Бог… (плачет).

Матрена Панкратьевна.

Сам, никак, идет ( встает ). Пойдем отсюда; может, не в духе.

Те же, ДАНИЛА ГРИГОРЬИЧ и АБРАМ ВАСИЛЬИЧ.

Данила Григорьич.

А, живая душа!

Зоя Евграфовна.

Здравствуйте, батюшка Данила Григорьич! Бог вам милости прислал ( целует в плечо ).

Данила Григорьич( обращаясь к Абраму Васильичу ).

Ступай с Богом, ступай.

Матрена Панкратьевна.

Шел бы лучше, старик, домой, что толчешься-то тут? Помогали вам – будет. Что у нас богадельня, что ль?

Абрам Васильич.

Матушка, Матрена Панкратьевна, вы делов наших не знаете. У нас большие дела были.

Матрена Панкратьевна.

Не знаю я твоих делов, а что надоел ты нам хуже горькой полыни. Пойдем, Евграфовна. ( Уходят ).

ДАНИЛА ГРИГОРЬИЧ и АБРАМ ВАСИЛЬИЧ.

Абрам Васильич.

С малых лет в вашем доме… старался уж кажется… душу свою положил.

Данила Григорьич.

Верю, братец, я верю.

Абрам Васильич.

И рад бы работать – зрения нет, наказал меня Бог.

Данила Григорьич.

Абрам Васильев, ты меня, кажется, должен знать: я сказал…

Абрам Васильич.

Батюшка, Данила Григорьич, что ж мне делать-то с малыми-то детьми? Отец родной… хоть для них-то. Надеть нечего. Не для себя я прошу. Сам я буду терпеть, так мне и надо. Еще мало мне наказания; может, больше Бог пошлет. Для детей, батюшка, для ребят малых. Богу за тебя помолят. Ведь я по улице хожу – милостыньку прошу ( плачет ). Ведь меня за это два раза в часть на веревке водили.

Данила Григорьич.

По теперешним временам ничего не могу.

Абрам Васильич.

Голубчик, с голоду помирают. Жену в больницу положил, другой год, голубушка, мается. Ведь за грехи за мои. А грехи-то я для кого делал? Взгляни-ка на Бога-то?

Данила Григорьич.

Что ж, тебе легче, что ли, от этого будет?

Абрам Васильич.

Может совесть тебя зазрит, может ты очувствуешься. Вспомни-ка, что я для тебя сделал! Что я сделал-то для тебя! Ведь я от этого ослеп, зрение у меня Бог за это отнял. Не одна, сотня, может быть, из-за моих делов по Москве по миру ходит. А для кого я старался-то?

Данила Григорьич.

Ты, братец, в грехе, ты и в ответе.

Абрам Васильич.

Да грех-то наш один и дела-то наши одни… Фабрику-то сожгли.

Данила Григорьич.

Кто жег-то?

Абрам Васильич.

Я жег! Для тебя это я! Как собака я тебе предан был.

Данила Григорьич.

Ты вот что: ты старых делов не трогай. Нынче не те порядки. Нынче вашего брата, кляузника, сотнями на каторгу гонят. Пора от вас Москву очистить. Туда улетишь…

Абрам Васильич.

Нет, уж если лететь, так полетим вместе, врозь нам с тобой невозможно. Свидетели-то которые живы, по трактирам их разыскать можно, да и наследники-то…

( Егорушка показывается в дверях ).

Данила Григорьич.

Что ты шляешься!.. ( Егорушка скрывается ). Понимаю! Это ты насчет… Это дело темное.

Абрам Васильич.

Высветлют, светло будет.

Данила Григорьич.

Что ж ты, слепой черт, пугать меня пришел, что ли?

Абрам Васильич.

Кто тебя теперича с твоим капиталом испугает? Кого ты испугаешься? Дело сделано: душу мы с тобой продали, наследников ограбили, концы схоронили. Работа наша чистая! Малым детям моим помоги: ни в чем они неповинны.

Данила Григорьич.

Сказано и сделано.

Абрам Васильич.

Ну, человек! Господи! Прав твой суд надо мною. Сказано: зубы грешников сокрушу. Сокруши меня, Господи! сокруши меня за мои дела неправые. Кирюша! ( Входит мальчик ). Пойдем, батюшка. ( Уходит ).

Данила Григорьич.

Ишь ты, подхалим какой! Смирение напустил! Пользовался, – будет. Бывало сундук трещит, успевай только для него деньги подкладывать. Знаем мы тебя, выжигу: оченно нам хорошо все твои дела известны. Да-с! Ишь, лазаря поет: другой какой, может, и поверит. Не в те ворота ходите, напротив пожалуйте, там подают, а у нас все живы. Да-с! ( Уходит ).