Элизабет Гаскелл - Север и Юг

На следующее утро он так и поступил. Поскольку Бушера не было дома, мистер Хейл поговорил с его женой и предложил ей испросить для нее место в городской лечебнице. Посмотрев на обилие продуктов, присланных миссис Хейл и уже отчасти использованных детьми, резвившимися в отсутствии отца, он вернулся назад с утешительным и веселым отчетом, на который Маргарет не смела и надеяться. Прошлым вечером ее мрачный рассказ подготовил отца к гораздо худшей ситуации, поэтому он, придя домой, описал свои впечатления в более светлых тонах, чем они были в реальности.

– Позже я снова схожу к ним и встречусь с главой семейства, – сказал мистер Хейл. – У них такой ужасный дом. Я не могу сравнить его ни с одним коттеджем Хелстона. Наши южные крестьяне и не подумали бы покупать ту мебель, которую используют милтонские рабочие. Их обычная пища считалась бы здесь роскошью. Но Бушерам, очевидно, не хватает денег. Все имущество давно сдано в ломбард, а теперь они лишились и заработка на фабрике. Мне иногда кажется, что люди в Милтоне говорят на другом языке и живут по иным стандартам.

В этот день Бесси чувствовала себя лучше, однако она была так слаба, что, казалось, полностью забыла о своем желании посмотреть на Маргарет в ее белом платье. Хотя, возможно, это желание объяснялось прежним лихорадочным и полубредовым состоянием.

Одеваясь для званого обеда, куда ей не хотелось идти с тяжелым сердцем от различных тревог, Маргарет вспоминала веселые примерки нарядов, которые они с Эдит устраивали чуть больше года назад. Единственным утешением была мысль, что мать получит удовольствие, любуясь ею в таком красивом платье. Она покраснела, когда Диксон, приоткрыв дверь гостиной, выразила свое восхищение:

– Мисс Хейл выглядит превосходно, не так ли, мэм? Кораллы миссис Шоу оказались очень кстати. Они придают лицу правильный оттенок, иначе мисс Маргарет казалась бы слишком бледной в этом платье.

Черные волосы Маргарет были чересчур густыми, чтобы заплетать их в косы. Пришлось закрутить их в шелковистый жгут и уложить кольцами вокруг головы, словно корону, а затем собрать в большой спиральный узел на затылке. Маргарет закрепила их двумя большими коралловыми заколками, по длине напоминавшими небольшие стрелы. Рукава были подвязаны тесемками того же цвета. На шее, прямо под ямочкой, оттеняя молочно-белую кожу, располагались тяжелые коралловые бусы.

– Ах, Маргарет, как бы я хотела сопровождать тебя на одном из прежних бэррингтонских балов! Меня в свое время выводила туда леди Бересфорд.

Маргарет поцеловала миссис Хейл за эту маленькую вспышку материнского тщеславия, но сдержала улыбку, потому что чувствовала себя не в духе.

– Давайте я останусь с вами, мама. Так будет лучше и для вас, и для меня.

– Не говори ерунду, дорогая! И постарайся запомнить все детали этого обеда. Я хочу знать, как в Милтоне устраивают такие встречи. Обрати особое внимание на вторую часть, отведенную для забав. Посмотри, как они развлекаются.

Миссис Хейл была бы очень удивлена, если бы увидела великолепие обеденного стола и его роскошную сервировку. Маргарет со своим утонченным лондонским вкусом могла бы сказать, что количество предложенных деликатесов выглядело деспотически чрезмерным – хватило бы и половины, а в результате возникло бы ощущение легкости и элегантности. Но строгие законы гостеприимства непререкаемой миссис Торнтон требовали, чтобы каждым отдельным блюдом можно было накормить всех присутствующих, если бы оно понравилось им. Она не заботилась об умеренности в пище даже в обычные дни, поэтому устроить пир для званых гостей было для нее предметом гордости. Ее сын был согласен с ней. Иногда он воображал себе светские рауты в Лондоне, но, по сути, не знал другого общества, кроме милтонской знати, которая оценивала обеды друг друга по денежным тратам и по количеству превосходной пищи на больших столах. И хотя мистер Торнтон ограничил личные расходы и с большим сожалением разослал приглашения на этот обед, он был рад видеть прежнюю роскошь.

Маргарет и ее отец прибыли первыми. Мистер Хейл всегда отличался пунктуальностью. В гостиной их ожидали миссис Торнтон и Фанни. Все покрывала были сняты с мебели, и комната, казалось, сверкала от желтой шелковой обивки и ярких цветастых ковров. Всевозможные статуэтки и украшения, стоявшие на полках и в каждом углу, утомляли глаза и создавали странный контраст с пустым пыльным фабричным двором, где широкие створчатые ворота были распахнуты настежь для проезда экипажей. С левой стороны из окон была видна многоэтажная фабрика, затемнявшая двор раньше времени.