Элизабет Гаскелл - Север и Юг

– Допустим, забастовки были бы там, откуда я приехала, – возразила Маргарет. – Значит, все рабочие ушли бы с полей. Никто бы не сеял зерно и не скашивал сено. Урожай бы не созрел или остался неубранным.

– И что с того? – спросил мистер Хиггинс.

– А как тогда быть фермерам?

Николас фыркнул и выпустил изо рта струю дыма.

– Я думаю, им следовало бы продать свое хозяйство или предложить работникам бо́льшую заработную плату.

– Предположим, они не смогли или не захотели повышать зарплату. И им не удалось продать свои фермы в одночасье, хотя они были не против такого варианта. Что им делать теперь? У них не осталось ни сена, ни хлеба, чтобы продать их в этом году. Откуда у них появятся деньги для последующих расчетов с работниками?

Николас нахмурился и запыхтел трубкой.

– Я ничего не знаю о ваших делах на юге, – наконец заявил он. – Мне говорили, что там живут бесхребетные угнетенные люди, изморенные до смерти голодом. Они даже не догадываются, что можно восстать против гнета богатых. А мы нутром чувствуем, когда нужно подняться, потому что наша кровь не терпит подчинения. Рабочие Милтона уйдут от чесальных и ткацких станков, сказав хозяевам: «Вы можете уморить нас голодом, но вам не удастся управлять нами обманным путем!» И, черт возьми, на этот раз у них ничего не получится!

– Мне очень хотелось бы жить на юге, – сказала Бесси.

– Там тоже несладко, – ответила Маргарет. – Печаль рассеяна по всей земле. На юге Англии люди работают от зари до зари, довольствуясь малым достатком и скромной пищей.

– Но там они работают на открытом воздухе, – возразила Бесси, – вдали от невыносимого шума машин и удушливой жары.

– Зато у них с неба часто льет дождь, а зимой мороз пробирает до костей. Молодые люди справляются с этим, но стариков мучит ревматизм. Они сгибаются и чахнут прежде времени. Однако им приходится выполнять такую же работу, как молодежи, или идти в работные дома.

– Я думала, тебе нравится юг.

– Конечно, нравится, – сказала Маргарет, смущенно улыбаясь, потому что ее поймали на собственных словах. – Просто я хочу сказать, что хорошее и плохое можно найти в любом месте этого мира. Если тебе не нравится жить в Милтоне, ты должна знать, что в другом городе, возможно, лучше не будет.

– И ты утверждаешь, что на юге никогда не бастуют? – внезапно спросил мистер Хиггинс.

– Да, не бастуют, – ответила Маргарет. – Я думаю, у них хватает ума не делать этого.

– А я думаю, что дело тут не в уме, а в трусости! – отрезал Николас.

Он начал выбивать золу из трубки с такой горячностью, что сломал мундштук.

– Отец, успокойся, – взмолилась Бесси. – Что ты получишь от забастовки? Вспомни, что после первой стачки умерла мама. Потом мы голодали и хуже всех было тебе. Через какое-то время многие рабочие вернулись на свои места. Согласились на тот же заработок. Следом пришли остальные, хотя некоторые так и жили нищими всю последующую жизнь.

– Да, та забастовка не удалась, – ответил мистер Хиггинс. – Руководившие ею люди оказались идиотами или предателями. Но в этот раз все будет по-другому. Ты сама увидишь!

– Извините, но вы так и не сказали, ради чего собираетесь бастовать, – вновь подала голос Маргарет.

– Видишь ли, у нас тут имеется пять-шесть хозяев, которые хотят уменьшить наш заработок до уровня двухгодичной давности. Они собираются процветать и богатеть на этом. И вот они пришли к нам и сказали, что мы будем получать меньше прежнего. А мы не хотим этого! Мы лучше доведем себя до голодной смерти, но посмотрим, кто станет работать на них. Они просто зарежут курицу, которая несет им золотые яйца.

– То есть ваш план заключается в том, чтобы умереть и тем самым отомстить им за невыполнение своих требований? Так?

– Нет, не так! – рявкнул он. – Но я лучше умру, отстаивая свою правоту, чем уступлю проклятым тиранам. Если люди уважают за стойкость солдат, то почему бы им не гордиться бедными ткачами?

– Солдаты умирают за народ, – напомнила Маргарет. – За жизнь других людей.

Мистер Хиггинс мрачно рассмеялся.

– Девочка моя, – сказал он, – ты слишком молода. Ты не задаешься вопросом, как я могу прокормить трех человек – Бесси, Мэри и себя – на шестнадцать шиллингов в неделю? Ты же не думаешь, что я бастую по собственной прихоти? Нет, я иду на стачку ради других людей, как твой солдат! Только он умирает во имя тех, кого ни разу не видел в глаза, а я – за тех, с кем бродил по городу стайкой с самого детства. Я буду бастовать ради Джона Бушера, который живет по соседству от меня. У него больная жена и восемь детей, которые еще не в том возрасте, чтобы работать на фабрике. Я забочусь не только о нем, хотя он, бедолага, ни на что не способен, кроме как работать на двух станках одновременно. Пойми меня, девочка! Я настаиваю на справедливости. Почему мы должны получать такой же заработок, как два года назад?