– Приду, отозвался он сухо и пораздумав с минуту, и Джиани, с низким поклоном, отретировался.
«Первый шаг сделан», шепнул про себя кардинальский сводчик: «теперь надо найти наблюдательный и укрывательный пункт для Ченчио…» А Коий Ченчио – надобно, чтобы читателю то было известно, – состоял в подчинении у Джиани и обрабатывал, в подобных предприятиях, «вторую часть» кардинальских поручений.
Джиани высматривал для своего помощника какую-нибудь меблированную каморку, непременно в виду студии Манлио, что было не весьма затруднительно. В этом углу столицы католичества, наплыв люда никогда не бывает значителен, потому что патеры, заботящиеся для себя о материальных благах, другим предоставляют заботу лишь о благе духовном… Наш век – несколько положителен: он рассчитывает чаще на проценты, нежели на радости рая – и оттого Рим, за недостатком средств производства, средств сбыта, остается опустелым и тоще-населенным [5].
Джиани нашел чего искал без затруднения, и найдя – побрёл восвояси, весело посвистывая и с совестью не только не отягченною, но успокоенною надеждой на «отпущение», в котором патеры никогда не отказывают за проделки, творимые в их честь.
Напротив студии Манлио находилась другая: та, где работал Аттилио. Из своего окна он мог видеть Клелию, – и должно быть не мудрено, что воспламенился горячею любовью к ней.
Клелия была краше самых красивых девушек Рима, но не надменна и не требовательна на «ухаживанья»; но когда глаз женщины останавливался хотя мельком на нашем Аттилио и замечал его наружность, то будь у неё за тройной кирасой спрятано сердце, оно начинало биться невольным увлечением.
Одного обмененного между ними взгляда было достаточно, чтоб на век решить судьбу обоих.
С тех пор Аттилио, имея свою святыню перед студией, где просиживал почти целые дни, частенько поглядывал на окно первого этажа, у которого, рядом с матерью, работала Клелия, и откуда электрический блеск её глаз встречался, словно по уговору, с огненными взглядами её избранника.
Аттилио, в тот же вечер, подметил подходцы негодяя, отгадал в нем «ходока» по темным делам, и почуял «недоброе» для красавицы-ребенка, почуял оттого, что римскому народу давно известно, чего следует ожидать от «семидесяти-двух» [6], испорченных и отупевших, богатых, влиятельных, зарящихся на красоту и невинность для того лишь, чтоб осквернить их.
Не успел Джиани пройти и ста шагов по направлению к Лунгаре, как наш дружище шагал уже по его следу, с видом полного равнодушие, как бы «от нечего делать» останавливаясь рассматривать диковины на эталажах магазинов и архитектурные достопримечательности зданий и монументов, которыми, на каждом шагу, украшена дивная метрополия мира.
И следил Аттилио – с тайным предчувствием, что следит за мерзавцем, за орудием мерзостных прихотей, промышляющим, может статься, на пагубу его милой; следил за ним Аттилио, ощупывая рукоятку ножа, спрятанного за пазухой.
Такова сила предчувствия! один вид неизвестного человека, которого он встретил в первый раз и на одну минуту – человека обыкновенного, как все, пробудил в этой огненной душе неутомимую жажду крови, в которой окунулся бы он с наслаждением канибала…
И снова пощупал он свой нож – оружие запрещенное и порицаемое иностранцами, как-будто штык или сабля, обагренные ими столько раз невинною кровью, благороднее ножа, погруженного в грудь убийцы, направленного в сердце предателя.
Аттилио видел, как Джиани входил в дом, где нанял комнату для Ченчио; видел, как он оттуда вышел и вошел во двор величественного палаццо Корсики, в котором обитал его патрон.
«Значит» – молвил про себя наш герой – «дон-Прокопио тут причина…» Дон-Прокопио, фаворит и главной дебошир из всей клики римских князей церкви. И Аттилио отошел погруженный в невеселое раздумье.
Привилегия раба – заговоры; и немного таких итальянцев, которые во времена порабощения своей страны, ни разу не участвовали бы в заговоре. Деспотизм церковников самый невыносимый, возмутительный и гнусный; поэтому, понятно, что возмущения римлян всегда бывали вынуждены владычеством этих пройдох.
Ночь на 8-е февраля была в Риме кануном восстания, задуманного в Колизее: поэтому Аттилио, проследив Джиани, направился не домой, а в Campo Vaccino.
Была темная ночь и черные-черные тучи, нагоняемые порывистым ветром, смыкались над святым городом; римский христарадник ёжился под дырявым пальтишком, прижавшись под порталем аристократического палаццо либо под навесом церкви; зато патер, воспользовавшись услугами неразлучной «Перепетуйя» [7], и отяжелев от желудочного переполнения, готовился отойти к усладительному отдохновению…
Читать дальше