Александр Дюма - Могикане Парижа

– Графиня!

– Да, я согласна с вами: я удалилась от нашего разговора, я сделала это отступление с отвращением, но благородно. Ни слова более об этом! Я благодарю вас, что вы меня просили сделать это отступление. Это доказывает, что вы, который так мало кого уважает, сохранили ко мне кое-какое уважение.

– Вы можете пользоваться, графиня, полным моим уважением. Все зависит от вас.

– Что же нужно для этого, граф?

– Отказаться от этого человека, который…

– Отказаться от него? Вы говорите мне, чтобы я от него отказалась? Ах, граф, прежде чем я узнала ужасную тайну, это было уже мною сделано, и, конечно, я никогда не увидела бы его более, потому что, как бы то ни было, вы стали моим мужем, и с той минуты, когда я согласилась быть вашей женой перед Богом и людьми, я осталась бы вам верна. О, вы меня знаете, и, конечно, мне верите! Но вы вдруг разбиваете мое существование страшным, неслыханным преступлением, встречающимся разве только в древних обществах, и вы думаете, что я вынесу приговор вашего расчета, как вынесла бы приговор судьбы, – покорной жертвой? Вы думаете, что, уничтоженная вами, я не постараюсь встать? О, вы просто с ума сошли, граф! Господь посылает мне человека, чтобы он был мне опорой в то время, когда я всеми оставлена, который становится для меня дороже жизни, моей единственной мыслью, моей будущностью, наконец, моей жизнью, и вдруг вы – виновный, преступный, недостойный кровосмеситель, – вы осмеливаетесь холодно сказать мне, чтобы я от него отказалась. Да ведь я еще не сказала вам, как сильно я люблю этого человека!

Граф Рапп на минуту застыл в нерешительности, не зная, какой тон следует ему принять. С гневом уже вышло у него неудачно, он решил испробовать сарказм.

– Браво, графиня! Браво! – сказал он, хлопая в ладоши.

– Граф, – вскрикнула Регина, точно раненая львица, – я не комедиантка, чтобы вы позволяли себе аплодировать мне, и если я разыгрываю роль, то это в ужасной драме моей несчастной жизни, которой, как я твердо надеюсь, Господь положит развязку, достойную невинности и преступления.

– Извините, графиня, – сказал граф с притворной покорностью, – это, вероятно, происходит у вас от привычки посещать артистов, но вы сказали эти последние слова таким трагическим тоном, что я вообразил себя в театре.

– Вы ошибаетесь, отец мой, – отвечала Регина с неумолимой твердостью, – вы в комнате вашей дочери, и если кто из нас играет гнусную комедию, то, разумеется, это вы, – вы, у которого маска вместо лица, вы, который своими собственными руками соорудил себе подмостки, где в продолжение пятнадцати лет разыгрываете всевозможные роли. Вы говорите о театре и комедии, – а вы-то что же делаете, как не разыгрываете комедию? Герцогиня д'Ефефор всемогуща при английском дворе, где вы надеетесь быть посланником, посмотрит, какою нежностью окружаете вы ее детей. Комедия! Потому что вы детей вообще ненавидите. Впрочем, чего не ненавидите вы?.. Когда вы отправляетесь в карете ко двору, к министру, в палату, вы всегда держите в руках книгу. Комедия! Потому что вы ничего не читаете, исключая Макиавелли. Когда примадонна итальянской оперы поет, вы ей аплодируете и кричите «браво» совершенно так, как вы сделали это сейчас, а возвратясь домой, пишете ей целые страницы о музыке. Комедия! Потому что вы не терпите музыки, но примадонна – любовница барона Штраасгаузена, самого могущественного дипломата при Венском дворе… Чтобы искупить все это притворство, вы ходите по воскресеньям в церковь Св. Фомы Аквинского. Опять комедия! И последняя, самая ужасная, потому что пока ваша карета с гербом красуется у главной двери, вы выходите через боковую и идете куда? Бог знает! Может быть, у вас свидание с графиней Гаск в кабинете у префекта.

– Графиня! – простонал глухо граф.

– Вы официальный издатель журнала, защищающего законную монархию, – и в то же время вы тайный редактор газеты, которая стоит за герцога Орлеанского. Журнал поддерживает старшую ветвь, газета – младшую, так что, если одна из них погибнет, вам легко будет прильнуть к другой. И все это знают: и министры, и граждане, и само правительство. Одни вам кланяются, другие вас у себя принимают, а вы воображаете, что если они это делают, то, следовательно, ничего не подозревают. Нет! Они не подозревают, а знают точно, граф! Но вы можете сделаться могущественным, и люди поклоняются вашему будущему могуществу. Они знают, что вы будете богаты, и поклоняются вашему будущему богатству…